Когда накатила тошнота, сет уже подошел к концу. Ноэль почувствовала, как жидкость скапливается в горле и побежала, расталкивая толпу. Когда она добежала до кабинки, ее вырвало.

Она села на стульчак, чтобы перевести дух. Голова кружилась, было жарко. Она стояла у раковины и полоскала рот, когда вошла та девочка. Бандану она опустила на шею. У нее было широкое красивое лицо, макияж размазался вокруг глаз. Она кивнула Ноэль.

Ноэль выпалила свое имя полностью, не успев моргнуть, и девочка снисходительно улыбнулась. Она сказала, что ее зовут Александра и она учится в Университете Северной Каролины, и они с друзьями всегда ходят на эти концерты. Они тоже собрали группу в стиле хардкорных групп из Чикаго и Лос-Анджелеса, хотя они все из Северной Каролины, плюс два мексиканца. Сама Александра из Сальвадора.

— Ты тоже наполовину белая? — спросила Александра и протянула Ноэль жвачку.

— У меня папа из Колумбии.

— Круто, — сказала она. — Ну, приходи как-нибудь. Мы называемся «Мега фуэрза». Приходи на концерт.

Девушка подправила макияж и ушла. И только тогда Ноэль призналась себе, что у нее проблемы. Рвота, как и вид Александры, блестящей от пота, сияющей, со стройным телом, только подтвердили то, что она уже и так знала. Ноэль выглядела не так. Что-то внутри нее переменилось.

Дьюк ждал ее у выхода из туалета, сжимая стакан газировки с лаймом. Вид у него был напряженный.

— Отвези меня домой, — сказала она, и они вышли на улицу в ночь. В ушах еще гудело.

Дьюк вел машину по темному незнакомому городу. Может быть, однажды она будет здесь учиться, думала Ноэль, а может, она уедет куда-нибудь еще дальше. Дьюк с ней не поедет, это не про него. Он останется в своей церкви, найдет хорошую девочку, какую-нибудь работу, купит дом на западной стороне. Он снимет свои браслеты с заклепками, сострижет волосы и проживет ровно ту жизнь, какую и должен был прожить.

Ноэль этого было мало. Она хотела уехать подальше от Робби, который то был рядом, то не был. Подальше от матери, которая расхаживала с полными ненависти плакатами и делала вид, что никого не ненавидит, которая вышла за Хэнка, но все еще давала деньги Робби и не продавала их старый дом. Такая маленькая, слабая. Ноэль хотела быть другой. Она хотела жить в большом городе. Она хотела, чтобы ее друзья говорили по-испански. Она хотела заказывать кофе в кофейне. Хотела что-то создавать, общаться с людьми, которые что-то создают. Прочь из подвала, в свою комнату, куда она сможет приводить мальчиков, а может, и девочек, таких как эта из «Мега фуэрза». Она не знала, что будет делать, где будет жить, но она может уехать куда угодно, стать кем угодно. Если бы она могла уехать сейчас, она бы так и сделала. Ей не хотелось смотреть, как будут развиваться события в Первой школе.

— Ноэль, — Дьюк звал ее. Она очнулась, ощутила теплую ночь, его прохладную, мягкую руку. — Ты как? Ты же только одно пиво выпила.

Такой милый мальчик. И пока ей хватало этого — с ним было легко и приятно. Прежде чем вернуться домой, они свернут куда-нибудь и поразвлекаются в машине. Будут касаться ушей кончиком языка. Они не остановятся, пока он так или иначе не кончит. Он был ее первым парнем, но она научилась, как это делается, — руками, ртом, сверху на нем. Она чувствовала себя умелой, властной. Она могла заставить его стонать, произносить ее имя.

— Ноэль, — сказал он по-прежнему обеспокоенно.

Она улыбнулась и поцеловала его в костяшки пальцев.

— Все нормально, — сказала она. — Это так, пустяки.

Париж, Франция

Современное кафе странно смотрелось на этой улице в одиннадцатом округе. Бетонные стены и полы, яркое освещение — индустриальный стиль. Стеклянная стена отделяла переднюю часть кафе от задней, где пекари лепили, складывали, взбивали тесто, намазывали маслом круассаны. Нельсон сидел у окна и смотрел, как они задвигают противни в печи. У кафе было какое-то восторженное название вроде «Доброй надежды», и оно ютилось в уголке оживленного бульвара недалеко от Бастилии. Ноэль бы понравилось здешнее сочетание лоска и шероховатости. Он посмотрел в окно и подумал о ней.

Этот район был не такой живописный, как районы ближе к Сене, рю де Риволи. Тут повсюду попадались автобусные остановки, ларьки с блинами за два евро, аптеки и магазины оптики, лужайки, где дети гоняли мяч. В четверти мили виднелся столп зеленого с золотом — колонна Бастилии. Обнаженная мужская фигура на верхушке с крыльями, факелом в одной руке и разорванной цепью в другой. И звездой над головой. Le Génie de la Liberté, Дух свободы. Нельсон достаточно помнил из университетского французского, чтобы знать — Génie в этом случае значит дух, а не гений, и ему это нравилось, поскольку в гениев он не верил. Верил только в удачу и социальный капитал, как и в капитал обычный. И для него, и для его карьеры это имело значение. Но какая разница? Он ведь тут.

По слухам, владельцем кафе был черный. Он заказал бенье с кофе, отказавшись от эспрессо в пользу фильтрованного кофе, un café américain. Даже за океаном он не мог отказаться от своего происхождения.

Бенье был пышный, жирный, припудренный сахаром. Он надкусил мягкое тесто с кислинкой малинового варенья, очищенного от косточек. Просто и идеально. Многие искусства не считаются искусством, а напрасно. Он ел, закрыв глаза. И не заметил, как влетела Джемайма, пока не услышал, как стул царапнул по полу.

— Что с тобой? Ты плачешь?

— Просто общаюсь с мертвыми, — сказал Нельсон и, когда она недоуменно наклонила голову набок, продолжил: — Это так, просто впал в медитативное состояние.

— Ага, — сказала она, открывая меню. — Как скажешь. У них тут есть нормальная еда или только выпечка? Уже время обеда вообще-то.

Джемайма одевалась как парижский подросток: шелковое платье в цветочек, белые кроссовки, короткая челка до середины лба. У нее были кофейные волосы и оливковые глаза. Телефон не отлеплялся от ее ладони. Каждый день, что он ее знал, и сегодня тоже, она подводила глаза фиолетовым. Ей было двадцать четыре, и Нельсон был почти уверен, что это ее первая работа.

Она спросила, как прошло его утро, и Нельсон ответил, что ходил гулять в сады, а потом бегал. После душа он поймал такси в одиннадцатый округ на кофе и десерт.

— Трудишься вовсю, а? — Джемайма помахала официанту.

— Это мой первый выходной.

— А ты не мог бы включить звонок жене в свой выходной?

— Ноэль опять звонила?

— Последний раз она звонила одиннадцать раз подряд. Я чуть не заблокировала ее номер. Но, слава богу, последние несколько дней — ни звонка.

— Мне тоже.

— И тебя это не беспокоит?

— Она оставляла сообщение про какую-то вечеринку у соседей. Ничего важного.

— Для тебя ничего, — сказала Джемайма и покачала головой таким знакомым движением.