врагов, которые думали, что смогут забрать тебя у меня.

Я сглотнула. В его темном взгляде сквозило такое напряжение, что у меня внезапно пересохло в горле.

– Это не…

– …нормально? Ты – моя половина. Я мог бы провести вечность, похороненный внутри тебя, и все равно хотеть большего, детка. Никогда не наступит день, когда мне перестанет нравиться смотреть, как ты ставишь мужчин на колени и перерезаешь им горло, когда они недооценивают тебя. Тебе стоит помнить об этом, – сказал он, поднимая руки так, чтобы я увидела серебро, сияющее у него под кожей. – Единственная причина, по которой я не взял тебя сейчас, в том, что я не могу прикоснуться к тебе, не причинив боли.

Я сглотнула, глядя на раны, которые он получил из-за меня, и испытывая дискомфорт от чувства благодарности, которое это знание оставило во мне.

– Тебе не следовало…

– Ты – моя половина. Я всегда буду защищать тебя, мин астерен. И неважно, какой ценой, – пробормотал он, его глубокие глаза сияли, когда он смотрел на меня сверху вниз.

Впившись зубами в нижнюю губу, я не знала, что сказать перед лицом тяжести его признания. Все было бы намного проще, если бы он был просто монстром.

9

Кожа Кэлума медленно приходила в норму, а тело освобождалось от железа в течение следующих нескольких часов, пока мы продолжали свой путь. На поле битвы мы оставили несколько трупов со значительными повреждениями, на которые попало слишком много железа, так что даже сила Кэлума не смогла поднять этих мертвецов.

Могилу вырыли только одну – для единственного меченого мужчины, чье сердце в хаосе битвы пронзила стрела с железным наконечником. Остальных удалось защитить после того, как на нас дождем обрушились стрелы во время первой атаки.

Пока мы ехали по заснеженным равнинам, Кэлум старался не касаться моей кожи. Вокруг было пустынно – никаких укрытий или леса, ничего, где мы могли бы скрыться в пути. После битвы, к которой мы не были готовы, Дикая Охота окружила людей, рядом держались и гончие. Я знала, что в крайнем случае они будут защищать жизни тех, у кого отняли возможность защищаться самостоятельно, и это немного утешало меня.

Хотя железный порошок все равно лишил бы их возможности защититься и даже мог убить.

– Ты не знал о железной пыли, – сказала я, глядя на покрытую волдырями кожу его рук, держащих поводья.

Его израненные руки и мои вновь скованные запястья лежали рядом, и в этом было что-то неправильное. Наглядный пример двух крайних случаев того, каким образом моя половина относится ко мне. Где-то глубоко у меня внутри возникал вопрос, а вернется ли испарившаяся метка фейри на кожу, чтобы украсить новую плоть символом нашей связи. На тыльной стороне его ладони теперь не было круга, а с пальцев исчезли темные завитки, и их отсутствие почему-то заставляло что-то внутри меня страстно желать прикоснуться к нему. Мне было просто необходимо ласкать и гладить его, пока чернила не вернулись на кожу, которую я так любила исследовать неуверенными пальцами при свете свечи в туннелях.

– Не знал, – согласился он.

Я почувствовала, как он покачал головой позади меня, когда я, стараясь не касаться его кожи, все еще покрытой железной пылью, схватилась за его руку, чтобы удержаться, когда Азра переступил через какую-то колдобину на дороге. Когда я двигалась, цепи, соединявшие кандалы, звенели, болтаясь у меня под запястьями, касаясь гривы Азры.

– Мы знали, что у людей было несколько столетий, чтобы создать новое оружие для борьбы с нами, но такого я и представить себе не мог. Такая засада могла создать реальную опасность для фейри, и если бы Стражей Тумана было больше, они вполне могли бы одолеть нас. Не все фейри так искусны в бою, как мы. Сидхе почти ни с кем не сражались со времен последней войны с людьми.

– Но ведь здесь почти нет фейри, разве не так? Одного мы видели в Трейдсхольде, а больше я не видела никого, кроме тебя и Дикой Охоты, – сказала я, поджав губы.

Возможно, так получилось, потому что я почти не бывала в тех местах, где фейри охотились за своими половинами, но это казалось гораздо более важным.

– Маб весьма избирательна в отношении тех, кому она позволяет бродить по Нотреку. Потому что, если взять под контроль судьбу чьей-то половины, можно получить великую власть. Даже самые активные ее противники согласились бы с ней сотрудничать, если бы она держала вторую половину их души в своих руках, – объяснил Калдрис, наклоняясь вперед, пока его подбородок не уперся мне в макушку.

– Неужели она могла бы так поступить? Мне кажется, ты говорил, что фейри считают своих половин чем-то священным? И готовы защищать эту связь любой ценой? Зачем же королеве Воздуха и Тьмы выступать против такого? – спросила я, отпуская его руку, когда Азра миновал рытвины и вышел на относительно ровный участок.

Мне потребовалось собрать все силы, чтобы не закатать рукав его туники и не погладить метку, заверив измученную часть собственной души, что он все еще мой.

И эта часть меня была не чем иным, как сукой-предательницей, с которой я не хотела иметь ничего общего.

Калдрис слегка натянул поводья Азры, замедляя шаг лошади, пока мы не оказались в хвосте группы. Взгляд Холта задержался на нас, когда его конь прошагал мимо, и он понимающе кивнул.

– Маб делает все, что ей заблагорассудится. Ей плевать на то, что фейри стремятся защитить любой ценой. И она не остановится ни перед чем, чтобы добиться большей власти, и будет делать все возможное, чтобы сохранить ее и заполучить лояльность других дворов – любой ценой, – сказал Калдрис, кладя руку мне на бедра, прикрытые штанами.

Волдыри только начали исчезать, и там, где они были всего несколько мгновений назад, уже нарастала новая бело-розовая плоть.

– А как получилось, что тебя воспитывали отец и мачеха? – спросила я, вспоминая все кусочки головоломки, которые он мне задал.

Я знала, что Маб ненавидела его всю жизнь, а отец сделал очень мало, чтобы защитить от последствий ее гнева.

Он вздохнул и прижался грудью к моей спине.

– Ее демоны украли меня из колыбели в Катансии, когда мне было всего несколько дней от роду. Они убили охранников и женщин, которые за мной ухаживали, пока моя мать и отчим присутствовали на срочной встрече с Маб. Она не скрывала своей ярости из-за того, что моя мать осмелилась прикоснуться к ее мужу, поэтому моя мать решила немного пригладить ей взъерошенные перья.

– Твоя мать тоже была замужем за другим мужчиной? И он терпел ее роман с твоим отцом? – спросила я, совершенно не понимая мир, где женщина могла бы так поступить.

В Мистфеле, если бы женщина