и романтику объявления, кое с кем даже побеседовал, но так ничего подходящего и не нашел. Нашли его.

Эти двое все время стояли в сторонке, курили, изредка обменивались двумя-тремя словами, не суетились и не смешивались с веселой, бесцеремонной, горланящей братией; они как бы на порядок были выше ее своим снисходительным спокойствием, уверенностью в своем превосходстве.

Леня обратил на них внимание, но подойти к ним и заговорить почему-то не решался, хотя они ему понравились — бывалые, видно по всему, ребята: немногословные, обветренные, ладные.

Они тоже внимательно разглядывали Леню, не скрывая интереса, будто оценивали. Потом подошли.

— Ваня, — назвался один из них — пухлый лицом и плотный телом, чуть глуповатый на вид.

— Саня, — сказал другой Он держался уверенно, как старший. У него было простое, приятное лицо, правда, небольшие глубокие глаза не то чтобы заметно косили, но взгляд их, короткий и скользящий, было трудно уловить, он все время, не отвечая, уходил в сторону, вызывая чувство какой-то неосознанной тревоги и недоверия. — Коренные таежники мы. Прошлым летом покинутую избушку в лесу нашли. С книгами там, с иконами, с посудой деревянной. Ну, сообщили, как положено, кое-что с собой забрали ученым показать — они аж вздрогнули. И до сих пор дрожат. Подрядили нас ту избушку разобрать и на новое место поставить. Вот и ищем помощника потолковее. Вся любовь.

— Задание такое, — сплюнул Ваня. — Возьмешься? И подработаешь чуток. Как?

Точнее они не могли попасть — у Лени даже под ложечкой захолодело, мурашки по спине побежали: такая удача! Одно дело — бесцельный, что ни говори, поход ради похода, и совсем другое — найти в глухой тайге монашеский скит, памятник седой старины, разобрать его, сплавить по неведомой таежной реке и вновь поставить где-нибудь на солнечном косогоре, положив начало архитектурному заповеднику! О таком мечтать — и то не решишься…

Леня молча кивнул, его новые знакомые переглянулись.

Они быстро договорились о деталях, условились, что Леня купит билеты на поезд, в общем вагоне. Правда, он выразил недоумение — зачем столько драгоценного времени тратить на дорогу, не лучше ли лететь, но Ваня его быстро и напористо убедил:

— А погода? Вдруг спортится? Или здесь не взлетишь, или там не сядешь Да и багаж у нас серьезный, еще не пустят в самолет-то.

Ехали долго и безмятежно, с вином и песнями — сперва поездом, потом настоящим пароходом по большой реке. За дорогу его новые знакомые скоро позабыли — кто Саня, кто Ваня, и называли друг друга просто — Косой и Чиграш. «Это у него фамилия такая, чего не бывает, — пояснил Лене пухлый, бывший Ваня. — А у меня с детства прозвище осталось — голубей гонял, чиграшей я лучше всех любил».

Все пять суток этого пути Леня неотрывно смотрел в вагонное окно или торчал на палубе, предвкушая прелести предстоящего путешествия, переживая будущие приключения, и не прислушивался к шепоту своих попутчиков, которые даже ночью почему-то спали по очереди и очень берегли длинный брезентовый сверток, в котором, как пояснили они Лене, были спиннинги При пересадке Леня посетовал на его тяжесть и поворчал: мол, дрова в тайгу тащить. «Там еще и ломики-фомки, без них нам избушку не разобрать», — коротко ответил Косой, глядя по обыкновению в сторону.

Высадились рано утром. Пароход долго фыркал и плескался, пока причаливал, а когда он ушел, вокруг зашумела тайга. Только-только поднялось солнце, сверкая лучами в ветвях елей, искрясь чистой росой в траве и листьях. Сильно потянуло свежим, влажным и холодным с ночи речным воздухом, который почему-то на воде чувствовался меньше. Звонко и радостно где-то за пристанью закричал петух, застучал совсем рядышком дятел.

Косой огляделся, сощурился на солнце, оскалил зубы в улыбке:

— Ну вот, вся любовь — главные трудности позади.

— Трудности только начинаются, — бодро улыбнулся в ответ Леня, не догадываясь, что в отношении себя он был, как никогда, прав.

— Ерунда. Здесь мы дома.

— Каждый кустик ночевать пустит, — добавил от себя Чиграш, тоже посматривая по сторонам, и заржал: — Лучше, конечно, пупсик, а не кустик.

— Ты хвалился, что у тебя права на моторку есть, — обратился Косой к Лене. — Давай-ка их сюда. У меня тут старые кореша имеются, я у них лодку под залог возьму.

Подумать бы Лене, что же это за «старые кореша», которые такому надежному другу не могут на слово поверить и просто так лодку на время дать? Не подумал. С гордостью протянул удостоверение. Как весомый вклад в общее дело.

— Забирайте шмотки, — скомандовал Косой, когда разошлись провожавшие, встречавшие и прибывшие, — и тащите по реке вниз, там стойте, а я за лодкой пойду.

Косого не было до вечера. Весь день Леня занимался хозяйством: устраивал временный лагерь, готовил, чистил и мыл посуду и даже наловил к ужину рыбы. Чиграш откровенно бездельничал, но с Лени почему-то не спускал глаз, ходил попятам — и за дровами, и за водой. Сам же при этом ни колышка не вбил, ни сучка не поднял, ни ветки в костер не подложил. Только зачем-то засунул поглубже в кусты брезентовый сверток да одобрительно похмыкивал, наблюдая Ленино старание, глядя на его складную работу.

— Ты, парень, — молоток. И костер у тебя послушный, и харч готовишь добрый, и руки у тебя приделаны где надо. Вот поглядим еще, как ты ходишь, и цены тебе тогда не будет. Видать, не ошибся в тебе Косой. Глаз у него на человека острый, насквозь видит.

Леня краснел от удовольствия, от щедрой похвалы бывалого таежника и старался еще пуще.

За хлопотами день прошел быстро. Стемнело как-то сразу — лишь солнце опустилось за дальнюю кромку леса; лучи его еще бились, вспыхивали среди ветвей, а под деревьями уже стало темно и сыро.

Послышался тихий плеск, и появилась из темноты лодка. В ней, пригнувшись, сидел Косой, правя веслом.

— Быстро грузиться! — скомандовал он.

— Да куда же в ночь-то? — удивился Леня.

— Все туда же, — отрезал Чиграш, шаря в кустах, разыскивая сверток. — Спешить надо. Дорогое нынче время, кто понимает.

«День простояли, — подумал Леня, — а в ночь спешить». И хотя поднялась вдруг в душе непонятная тревога, кольнуло неясное подозрение, он стал послушно укладывать вещи в лодку.

Леня закончил погрузку, и, когда забирался в лодку, в ногу ему больно уперся какой-то невидимый в темноте твердый предмет. Он пошарил рукой — зазвенело — и вытащил цепь, одним концом прикрепленную тяжелым запертым замком к носу лодки, другим — к длинному стальному уголку.

— Что это? — растерянно спросил Леня. Косой усмехнулся:

— Хозяин по