— Не учусь и не надо. Вас от этого лихорадка не схватит.

— Как?! — оторопела Марина.

На выхоленных щеках заиграл румянец, черные брови слегка сдвинулись. Она помолчала, потом снова улыбнулась, медленно окинула Нюру глазами и, смакуя каждое слово, сказала:

— Вижу, вижу... Дивчина ты — огонь. Подросла... Стала складная да красивая. Скоро замуж выдадим за богатого хлопца, за урядника. А может, не хочешь за урядника,—за красного комиссара хочешь? Чего раскраснелась, как роза?—И, довольная своей насмешкой, вдруг изменила тон и приказала строго;— Иди! Позови ко мне мать.

Вернувшись домой, Нюра с обидой крикнула:

— Идите скорей до своей царицы. Кур ее на базар повезете. Да смотрите, мама, не продешевите, а то... — Громко захохотала и вдруг, упав на постель, горько расплакалась:— Батя! Батя! Куда ж вы ушли!

Карловна растерянно посмотрела на дочь, нахмурилась и не знала — не то самой заплакать, не то накричать на нее. В конце концов только махнула рукой, вздохнула и проворчала тихо:

— Скаженная ты, что твой батька...

XXV

На рассвете Карловна ушла в станицу. Справившись там со своими делами, она забежала к сестре, где еще не так давно жила Нюра. Долго сетовала на свою судьбу, бранила и красных, и белых, жаловалась на Марину, на деда Карпо, на Нюрку, журила мужа.

— Ты бы к папаше сходила, поклонилась ему пониже,— посоветовала сестра.

Карловна безнадежно махнула рукой.

— Ходила уже. Он и раньше Степана за человека на считал, а теперь и вовсе от нас отказался. Пятнадцать лет попрекает мужем. И с Нюркой горе—из школы уволили. Сладу с ней нет. Такая гордячка! Что мне теперь делать — ума не приложу. Может, прямо до атамана пойти?

Долго взвешивали, обсуждали, прикидывали — не станет ли еще хуже, если пойти к атаману, наконец, решили;

— Будь, что будет!

Перекрестившись на образа, Карловна взяла кошолку и пошла. У ворот, где жил атаман, встретила Лелю.

— Здравствуйте, барышня.

Леля с любопытством посмотрела на нее. Спросила;

— К нам?

— К вам, деточка... Как живете?

— Спасибо... Только папа занят и мама занята.

Она медленно повернулась и вошла в калитку. Карловна растерянно посмотрела ей вслед. Однако Леля не выдержала: злое любопытство взяло верх. Обернувшись, спросила;

— Нюрка ваша что делает?

— За вами тоскует, — солгала мать. — Вы бы, барышня, попросили папу, она ж вам подругой была.

Увидя на глазах у Карловны слезы, Леля смутилась.

— Я не знаю как... Зайдите в кухню, подождите...

А дома сказала;

— Нюркина мать пришла клянчить.

Карловна с полчаса ожидала в кухне. Наконец ее позвали в комнаты. Атаман сидел на диване, ковырял в зубах спичкой. Рядом с ним, выпятив грудь, сидел Иван Макарович. У окна поправляла цветы атаманша. В двери заглядывала Леля.

— Здравствуйте,—Карповна низко поклонилась сначала атаману, потом его жене и гостю.—До вас пришла, до вашей милости.

— Вижу. Насчет дочки? Не могу. В школе мест нет,—ко-ротко отрезал атаман.

— Ну, а твой вояка где?—расправляя усы, спросил Иван Макарович.—Может, он уже, прости меня господи, комиссар, всей Россией правит, а ты, его жинка, ходишь да кланяешься.

— Бог с вами, что вы... какой же он комиссар? Вот... как перед самим Христом-богом клянусь—заморочили ему голову большевики. Вы же знаете все наше семейство, и папашу моего знаете, и других родичей. А меня, видно, бог покарал.

—1 Это так,—играя костяной ручкой кинжала, заметил Иван Макарович.—Бог—он все видит, и его перст все указует, а кто перстом тем пренебрегает, тот сам себе могилу роет.

Карповна осторожно перевела взгляд на атаманшу, ища у нее поддержки, а та сказала:

—- Наша Леля дружила с вашей Нюркой, мы ее даже к себе в дом пускали, а она кто его знает что о себе думала.

— Да дите ж,—попробовала Карповна заступиться за Нюру, но атаман перебил:

— Ты лучше скажи, с кем твой Степан на хуторе якшался.

— Ой, боже ж мой,—смутилась Карповна,—да те, что его сбивали, уже сами давно поуходили с хутора. Чего ж их назы-вать-то?

— А может, кто и не ушел,—откинулся на спинку дивана Иван Макарович,—может, кто и притаился. Тебе видней.

Карповна задумалась. Ей не хотелось никого называть, но не потому, чтобы она жалела большевиков, а потому, что боялась, как бы впоследствии не пришлось расплачиваться. Однако решалась нюрина судьба. Карповна это прекрасно понимала и, вздохнув, тихо сказала:

— Не знаю... Ничего не знаю... Вот против нас живет вдова Рыбальченко, дочка у нее Фенька. Отец фенькин уже схоронен, а был большевик... Был красный...

— Так!—крякнул Иван Макарович.—Ну, а жинка его того же духа?

— А кто ее знает... Я своей Нюрке ходить до них запретила. Когда красные в хуторе стояли, она, Рыбальчиха, их руку держала. И хлеб давала ихним партизанам, и сало...

Атаман и Иван Макарович переглянулись. Атаманша подошла к Карповне:

— Идите домой,—сказала она.—Пусть Нюрка приезжает в станицу и ходит в школу, только помните: атаман это делает вам по своей доброте.

Карповна обрадовалась, но все еще с тревогой поглядывала на атамана и Ивана Макаровича, ждала, что скажут они.

— Родичей ваших жалею,—пояснил атаман.—Дед Карно хоть и вредный старик, а все же казак и власть почитает.

— Это факт,—засмеялся Иван Макарович,—власть он любит. Спит и себя во сне атаманом видит.

Он терпеть не мог деда Карпо потому, что сам мечтал быть атаманом, а о лелином отце думал так; «Не век и ему атаманствовать. Еще за общественный хлеб казаки его спросят. Нет, между пальчиками он у него не проплывет. А леса два вагона куда убежали? Мне все известно. С красными покончим, тогда и сход соберем. Тогда и посмотрим, кто будет атаманом».

А жене говорил:

— Четыре бочки вина выставим, и будешь ты атаманшей не хуже лелиной мамы. Хоть и не офицерская жена, а ничего, и из урядников атаманы неплохие. А казакам! тогда вот!—п'оказы-вал он туго сжатый кулак.—Они у меня попищат.

Он был недоволен снисходительностью атаманши, но вида не показал. Наоборот, еще громче засмеялся и крикнул:

— Дед Карпо всем казакам казак, только в зятья ему большевик попался.

z Карловна покраснела. Но, видя, что все молчат, дважды поклонилась и сказала:

— Спасибо вам, спасибо за ласку, за милость вашу. Вот Нюрка ж обрадуется!

Вышла из комнаты, обтерла рукой со лба пот и, облегченно вздохнув, побежала к сестре поделиться удачей,