с радостью бы кое-что забрал оттуда, да нельзя уже… Ну а что попало в его руки из художественных ценностей (и альбом?), он отдавать никому не собирался.

К 1917 г. Алексей Владимирович дослужился до помощника секретаря Государственного совета. Жил на Пантелеймоновской улице, 8. Имел телефон: 13996. Карьеру, как видим, сделал отменную.

Его брата Юрия Владимировича, также вероятного владельца альбома, я не нахожу «Во всем Петербурге». Не осел ли он в Москве? Просматриваю подобный же справочник «Вся Москва». Вот и он - в 1902 г. жил в Мансуровском переулке, в доме Глинского. Ни место работы, ни должность не указаны. В следующем году его уже нет среди жителей старой столицы. Опять-таки Галина Ивановна Довгалло подсказывает мне: он переехал в… Воронеж. По крайней мере, письма в Румянцевский музей он присылал из этого города - письма как владельца имения своего дяди в Ново-Животинном, по различным хозяйственным вопросам. Фамильный архив, похоже, его не интересовал.

Кто же из Веневитиновых жил в Москве? Антонина Николаевна. Вспоминаю, что встречал ее фамилию в справочнике жителей Воронежа на 1900 г. Кажется, она имела отношение к фамильному имению в Ново-Животинном. В Москве - лишь с 1905 г. Наверное, ее переселение сюда связано со смертью Михаила Алексеевича Веневитинова. Да, даты как будто бы сходятся. Через шесть лет Антонина Николаевна оказывается уже в Петербурге - на Рождественской улице, 9.

В Москве жил еще Николай Иванович Веневитинов, довольно долго - до конца 1930-х годов. После революции заведовал библиотекой Наркомвнешторга. Жил на Бахметьевской улице, в доме 15, квартира 12. Но имел ли он отношение к братьям Веневитиновым?…

Загадки, загадки, загадки!

Нельзя ли отыскать кого-либо из сегодняшних Веневитиновых? Вдруг они окажутся потомками Алексея или Юрия Владимировичей и, конечно, могут знать - хотя бы по семейным преданиям - о фамильном альбоме с пушкинским портретом?! Что ж, дело за немногим - найти их. Веневитиновы - фамилия редкая. Это хорошо и… плохо. Плохо потому, что в Москве мне удалось обнаружить лишь одну семью с такой фамилией. Но не те это оказались Веневитиновы! Ничего они мне не могли сказать. Лишь подсказали весьма приблизительные адреса других однофамильцев, проживающих в Ленинграде, Воронеже, даже в далеком сибирском селе Есауловка. Шансы сыскать их, похоже, слабые. Опять-таки отправил письма, запросы, подчас чуть ли не «на деревню дедушке». Ответов - почти никаких. Понял, что поиск мой может растянуться на многие-многие годы, на всю жизнь…

Тогда решил опубликовать в газете «Советская культура», где я работаю корреспондентом, небольшую статью об альбоме Матвея Виельгорского, его непонятной судьбе. Естественно, без подробного изложения своих поисковых мытарств. Просил помочь в розыске национального памятника. И читатели откликнулись. Буквально на второй день после выхода газеты позвонил старый московский журналист Владимир Александрович Светлов и порекомендовал обратиться к своим ленинградским друзьям, сведущим в художественной жизни прошлого, дал их адреса и телефоны. Ощутимых результатов я не получил, но в данном случае хотел бы показать заинтересованность многих людей в моем, казалось бы, личном розыске. Притом если даже старожилы Ленинграда, действительно много знающие о старинных реликвиях прошедших лет, о коллекциях и коллекционерах, удрученно пожимали плечами, то это тоже многое значило для меня.

Еще звонили. Писали. Так, из Кронштадта обратилась ко мне Лидия Токарева и сообщила, что в воспоминаниях П. И. Нерадовского, художника и главного хранителя Русского музея, говорится о каком-то альбоме - семейной реликвии Д. В. Веневитинова. Естественно, я сразу же познакомился с его воспоминаниями. Нет, не тот альбом.

Произошел однажды и такой загадочный случай. Позвонила женщина, отрекомендовалась Еленой Павловной. Поведала любопытную историю. Постараюсь подробно воспроизвести ее путаный и, как я почувствовал, взволнованный рассказ.

- У моей родственницы Натальи Александровны Гейнц, жившей в Ленинграде, хранился фамильный альбом, - говорила она. - Достался ей от бабушки. Мне кажется, похож на тот, о котором вы написали в газете. В нем были, насколько я знаю, стихотворения, автографы знаменитых людей. И… пушкинский портрет! И даже пушкинские стихи, им собственноручно написанные в альбом. В начале 1950-х годов Наталья Александровна позвонила в какой-то ленинградский музей (в какой - не знаю!) и предложила его приобрести. Через несколько часов к ней явился молодой человек, отрекомендовался сотрудником этого музея и попросил показать альбом. Осмотрел его, сказал, что его, вероятно, нужно показать экспертам. Написал расписку и унес альбом с собой. Когда через несколько дней Наталья Александровна обратилась в музей, то с ужасом узнала, что к ней оттуда никто не приезжал… Так бесследно исчез драгоценный альбом. А Гейнц вскоре. умерла…

Неужели был похищен альбом Матвея Виельгорского? Отнюдь не легче, если такая участь постигла иной и, несомненно, уникальный памятник нашей культуры.

Естественно, на мою телефонную собеседницу я хотел бы обрушить множество вопросов и об альбоме, и о том, были ли предприняты попытки отыскать его. Елена Павловна торопилась, поспешно простилась - тем более что по телефону это так просто сделать! Ни телефона, ни адреса не оставила, но твердо пообещала вновь позвонить через несколько дней и сообщить подробности этой таинственной истории.

Не позвонила…

Вполне вероятную версию подсказал Илья Самойлович Зильберштейн.

- Не исключено, что альбом оказался за границей, - предположил он. - В составе той части архива Виельгорских, которая невесть какими путями была туда вывезена. Вы посмотрите мою публикацию из серии «Парижские находки», которую я напечатал в 1969 г. в журнале «Огонек»…

Речь в этой статье шла о письме Н. В. Гоголя, отправленном в 1847 г. Матвею Юрьевичу Виельгорскому, которое появилось на аукционе знаменитой фирмы Штаргардт в немецком городе Марбурге. Письмо принадлежало некоему Карлу Гейги Хагенбаху, швейцарскому гражданину из Базеля, и в каталоге распродажи было помечено, как «очень большая редкость». Письмо было продано и попало в частное собрание в Париже.

Как письмо Гоголя попало за границу? «Какая-то часть архива графов Виельгорских, как теперь выясняется, очутилась за границей, - писал Зильберштейн. - Это становится очевидным при ознакомлении с каталогами распродажи фирмы Штаргардт. Кроме этого письма там же было продано еще несколько писем, адресованных братьям Виельгорским. В том числе письмо Россини к старшему из них, отправленное из Флоренции 29 августа 1851 года (оно указано в каталоге № 588 - распродажа состоялась 18 и 19 февраля 1969 года в Марбурге). А вот еще одно подтверждение того, что за рубежом обретается часть бумаг Виельгорских. В последние годы на одной из распродаж автографов в парижском отеле Друо было приобретено письмо М. Й. Глинки к Михаилу Юрьевичу Виельгорскому, датированное 21 ноября 1840