играл дурно, и Джорновики стал бить такт головкой скрипки по пульту и, наконец, ударив весьма серьезно, отломал ее. Какой-то мастер приделал ему другую головку. А своя головка осталась у мастера. И немец купил ее за 100 гульденов. И сохранил, как память о великом артисте.

Не было сомнения, что головка принадлежит нашей скрипке. Немец согласился продать головку, но просил показать ему скрипку. Это было сделано. II головка была куплена. Так после десяти лет собралась у нас скрипка Маджини в своем первобытном составе. II теперь видна трещина на головке…» Своеобразная примета - «трещина на головке»! - хотя многие старые скрипки имеют трещинки и другие отметины.

Алексей Федорович играл на скрипке более 50 лет и с гордостью отмечал, что «нежнейший мой инструмент сохранил всю силу своего голоса». Очень любил ее. Берег со всем тщанием. Даже канифоль сам изготовлял из какой-то особенной смолы, которую выписывал из-за границы. При любом случае ею восторгался, словно лучшим другом. Играл на ней до конца жизни, даже будучи совсем глухим. Тогда не столько слышал, сколько чувствовал ее звуки. Мечтал передать самую дорогую для себя вещь достойному русскому исполнителю. Сокрушался: «Что-то будет с моей скрипкой?!… И меня не забывайте. Помните отечественного артиста!…»

Скрипку свою Львов связывал с известностью своей именно как русского музыканта, с верной службой искусству отечества! Широко образованный, признанный в Европе, он был страстным патриотом.

В конце своей жизни Львов составил интересные «Советы начинающему играть на скрипке» - первую подобную книгу, написанную и изданную русским скрипачом. А. Н. Серов посвятил ей статью, в которой говорил: «Каждый русский скрипач должен иметь под рукой эти золотые «Советы»…» Ныне эта небольшая, к сожалению, забытая книжка - библиографическая редкость. Она настолько замечательна, что не могу не привести несколько высказываний ее автора. «Уже более пятидесяти лет я играю на скрипке, - писал Алексей Федорович, - как бы ни были ограничены мои способности, но столь продолжительное занятие этим инструментом не могло не привести меня к некоторым наблюдениям, которые, полагаю, могут пригодиться подобным мне любителям музыки и облегчить им возможность к достижению желаемой цели… Мною руководила и другая мысль: кому не известна наклонность и природная способность нас, Русских, к музыке более, нежели к другим исскуст-вам? Кому не известна древность существования и повсюдное распространение в Славянском племени смычковых инструментов, или у нас же изобретенных, или перешедших к нам с незапамятных времен?… Столь замечательное явление в нашем природном бытие не налагает ли на каждого из нас занимающегося музыкой, и в особенности скрипичною, нам почти врожденную обязанность содействовать по мере сил развитию и усовершенствованию музыкального искусства…» Львов ратует за всестороннее образование музыканта, за чтение им «хороших книг», за эстетическое его воспитание, «иначе игра и произведения художника будут всегда ограничены, од-носторонни и отзываться подражанием».

Он повторяет мысль отца о народности в музыке. Ведь Федор Петрович Львов в своей книге «О пении в России», изданной в 1834 г., страстно отстаивал простоту и доходчивость музыки, указывал на ее большое эстетическое значение. «Никакая мысль, никакое чувство, - писал он, - не выражается кудряво. Всякая чистая мысль проста и поэтому убедительна…»

Вновь в своих «Советах» Алексей Федорович рассказывает о своей скрипке, об истории ее приобретения, ее волшебной игре. Грустит, что скоро ее покинет, беспокоится о том, кому она достанется. Но Алексей Федорович так никому и не передал скрипку. Мне удалось отыскать свидетельство редактора журнала «Русский архив» Петра Ивановича Бартенева, близко знавшего семью Львовых. Он еще в 1884 г. утверждал, что «эта драгоценность сохраняется у сына А. Ф. Львова - Федора Алексеевича».

Как же сложилась дальнейшая судьба национальной нашей реликвии? А главное - где сейчас она?

«Тропку» поиска подсказал мне выдающийся скрипичный мастер и педагог Евгений Францевич Витачек в своей книге «Очерки по истории изготовления смычковых инструментов». Он подчеркивает, что история скрипки, принадлежавшей Львову, «очень любопытна». Сообщает далее, что она принадлежала директору бывшего синодального училища Смоленскому, потом некоему Попову и, наконец, москвичу Крейну. Таким образом, как и портрет Львова, славный инструмент его также оказался в Москве.

Правда, Витачек несколько скептически относился к утверждению, что скрипку изготовил Маджини. Похоже, что он ее не видел. А такой великий скрипач, как Берио, знавший львовскую скрипку, подтвердил, что она - истинное произведение итальянского мастера. Ему ли, игравшему также на скрипке Маджини, не знать это?1

Заканчивает Витачек «любопытную историю» Львовского инструмента многозначительным замечанием: «Характерно, что у скрипки была действительно настоящая головка Маджини, вероятно, поставленная туда позже». Вспомним рассказ Алексея Федоровича об этой головке!…

К слову сказать, Львов был не только блистательным исполнителем, но и великолепным знатоком скрипок. Поэтому именно ему было доверено заказать выдающемуся французскому мастеру Жану-Баптисту Вильому для придворной капеллы несколько комплектов инструментов, входящих в состав струнного квартета. Поэтому на их этикетках и было напечатано: «Сделано для Львова». Ныне они - большая ценность. Как утверждают специалисты, в 1920-х годах в Ленинграде хранилась в одном частном собрании скрипка, на нижней деке которой был нарисован герб Львова и помещена цитата из его музыкального произведения. По преданию, скрипка была подарена Алексею Федоровичу самим Вильомом в благодарность за заказ, а также в знак восхищения его обширными познаниями в скрипичном деле.

…Таким образом, последний подсказанный Витачеком владелец львовской скрипки - концертмейстер Большого театра СССР, профессор Московской консерватории Давид Сергеевич Крейн. Он умер в Москве в 1926 г. Что стало с его инструментом? Нахожу его родственников, учеников, близких ему людей, которые хорошо Крейна знали и поэтому должны помнить его скрипку. «Да, была у Давида Сергеевича прекрасная итальянская скрипка, - отвечают мне, - но, кажется, он считал ее произведением Амати. Где ныне она находится? Мы не знаем».

Вряд ли они, музыканты, могли перепутать. Не ошибся ли Витачек? Ведь каких-либо документальных свидетельств своего утверждения о том, что львовская скрипка попала к Крейну, он не приводит. Конечно, заявление Евгения Францевича - очень авторитетно, но все же взято на веру…

Быть может, мне помогут в Государственной коллекции редких музыкальных инструментов, которая расположилась в здании Московской консерватории на улице Герцена? В один из жарких летних дней, предварительно созвонившись, приехал туда и выяснил, что о судьбе львовской скрипки здесь ничего не знают. Подтвердили только, что подлинные произведения Маджини - величайшая редкость. В нашей стране, быть может в каких-нибудь частных собраниях, найдется всего два-три достоверных его инструмента. И, пожалуй, все! Сама Государственная коллекция имеет лишь одну скрипку брешианской школы. Правда, с