Так говорил Заратустра в гробовой тишине зала. Говорил онтихо, но без тени смущения, страстно, с невероятной, всеобъемлющей силойвнутреннего обладания!

Я же смотрел на лица женщин, замерших от восторга. Гримасыужаса сменились в какой-то момент восхищением, они светились!…

— Всё, — шепнул Заратустра. — Я сказал вамвсё, теперь уходите, чтобы мог я прийти к вам Сам! Ибо я прихожу только Сам, ноне когда зовут меня. И не ждите меня, не ожидайте, но знайте, что я приду!

Словно загипнотизированные, неловкие, женщины поднялись сосвоих кресел и медленно покидали зал, бросая на Заратустру взоры, в которыхугадывалось мною не ожидание, но полнота.

Заратустра наполнил их, но не тем, что он говорил, а тем,кем он был, тем, кто он есть. Они смогли быть, благодаря тому, что он есть.

В Москве теракт. Погибли сотни людей. Журналисты вопят онеобходимости «ковровых бомбардировок» Чечни. Заразительно говорили они преждео гуманизме, когда американцы бомбили Сербию… Верили они своим словам, когдаговорили о нем? Зачем говорить, если веришь себе только, пока говоришь?

Мы живем в мире иллюзии: пока мы не испытываем сильного страха,мы говорим о своем бесстрашии, когда же испытаем мы страх, мы говорим о своемгероизме, ведь не умерли же мы от страха!

Мы живем в пространстве слов, они скрывают наше безумие,делая его разумным безумием. Но иногда, под воздействием сильного страха, мытеряем эту хрупкую опору и открывается нам наше безумие, и тогда мы начинаемвопить во все горло.

В чем же безумие наше? Мы не хотим верить в то, что мытолько гости, а не хозяева. Мы неблагодарны, но зато ищем себе благодарности.Наши поиски тщетны. Разочарован будет тот, кто ищет того, чего нет.

Мы решили, что можем все. Когда об этом говорит сумасшедший,его называют «сумасшедшим». Когда говорит о том врач, ему верят. Только страх изаставляет нас верить. Чего же стоит наша вера?

Кого мы пытаемся обмануть своими словами? Свой страх, да итолько. Когда мы боимся прослыть негуманными, мы говорим о гуманизме. Когда мыбоимся опасности, мы говорим о необходимости войны. Мы верим себе, когдаговорим, ибо страх — лучшее основание для нашей веры.

Все веры стояли на страхе, и не было еще веры, котораяопиралась бы на человека, в основании которой не было бы страха. Вся наша жизнь— только языковая игра страха. Хочу ли я такой жизни? Имею ли я другую? Живу лия?

Так сегодня говорил Заратустра:

«Если змея укусила, она должна была укусить. Что вы кричите:"Это несправедливо!" Было бы справедливо, если бы она не укусила? Ночто ж делать ей с ядом ее? Как не быть ей змеей?

Если вас укусила змея, вы кричите: "Господи, почемуя!" Что, лучше было бы, если бы укусила она другого? Такова справедливостьваша? Тот, кто справедлив для себя, несправедлив для другого. Что ж ищете высправедливость одну на всех?

Вы хотите выкусить у змеи ядовитый зуб ее? Радуйтесь, вы неумрете от укуса змеи, вы умрете от укуса тарантула! Нельзя выкусить всеядовитые зубы, как нельзя вычерпать море.

Не смерти должны бояться вы, но того, что не можете вы жить,вдыхая каждое мгновение жизни своей полной грудью, ибо грудь ваша парализованастрахом!

Говорите вы: "Он умер не вовремя!" Но когда время емуумирать? Есть ли этому «время»? Говорите вы: "Он умер не своейсмертью!" Но разве может человек умереть чужой смертью? О чем говорите вы,кого пытаетесь обмануть?

Но не радуетесь вы тому, что дали вам, а печалитесь оттого,что отберут у вас. Что ж, не печальтесь, вы уже умерли! Уверены ли вы, чтосделали это "вовремя"?

Кажется все еще вам, что можете переписать вы законывселенной. Что толку в мечтах ваших, если в реальности даже себя самихпереписать вы не в силах?

Пытаетесь вы отменить смерть, все силы науки вашей бросиливы на борьбу со смертью. И вижу я, что движет страх вами! Отчего же вы невидите этого? Верно, вы уже не живете. Что ж боретесь вы со смертью?

Вы говорите: "Мне не нравится мир этот, потому что ненравятся мне законы его!" "У тебя есть другой мир?" — спрошу я.На что законы вам, мертвые, если нету им приложения?

Живете в мире вы, которого нет вовсе. Иллюзия — имя мируэтому. Хороши для вас законы мира, ибо это вы их придумали. Но они иллюзорны, ижизнь ваша — иллюзия! Думаете вы, что боитесь смерти, мертвецы, а боитесь выжизни!

Думаете вы, что справедливость вершите, а сами с рук своихкормите страх свой — это ли справедливость ваша? Наказывая, не преступниканаказываете вы, но себя, ибо страх свой задобрили вы сим наказанием!

Все, что делаете вы, вы делаете для себя, ибо свою выпроживаете жизнь, а не чужую! Вы сами и есть мера дел ваших, ибо ненависть вашавам доставляет боль, а радость ваша — это ваша радость!

На самих Себя следует вам смотреть, а не на других, ибо увас одна жизнь, и дела ваши — то, что делаете вы для самих Себя. Вот о чемследует помнить вам! Может быть, тогда и поймете вы, что делаете вы для самихсебя, а что - для страха вашего.

Если жизнь ваша в тягость вам, то не для Себя самих выживете, но для страха вашего! Других хотели бы исправить вы, но сами не хотитевы исправляться. Помните же, что жизнь других — их жизнь, но не ваша. Что жсвою-то жизнь не хотите вы? Знайте же, что другой не будет у вас!

Не верите вы самим Себе, отшельники! Только страху своему иверите вы в благородных порывах ваших. Не желаете вы жить для самих Себя,потому что боитесь. А для Других вы не можете жить, ибо для самих Себя вы неживете. И боитесь вы смерти еще?! Я бы боялся такой жизни!

Чтобы измерить силу любви вашей, спрашиваете вы себя:"Смог бы я умереть за него?" Но должны вы спрашивать: "Живу ли ядля него?", если хотите знать, любите ли вы хоть чуть-чуть любимоговашего!

Страх животного — помощник ему в жизни его, а для вас —приговор! Человек же использует страх свой не с тем, чтобы защититься от боли,но с тем, чтобы увидеть в ней страх свой — своего врага! Нужно ли вам боятьсяболи? — спрашивает эгоист, и в этом единственный вопрос познания!

Знает эгоист один страх, один страх себе позволяет — страхумереть в жизни! Недостойно человека платить за подарок презрением, глупопредавать самого Себя и пошло близости желать из страха! Не оспаривает эгоистстрахи чужие, но и не потакает им, так вынашивает он Другого, открываясь емунежностью самого Себя!

Человечеству суждено умереть, и будет это скоро! Так пустьже умрет оно счастливым, чем от страха!»

Так говорил Заратустра.

А я увидел страх в своем прежнем смятении, и смятение моерассеялось. И появилось во мне (даже обнаружило себя!) великое сомнение: яувидел безликость нашу в страхе, но разве же безлик каждый из нас? И я увидел,что это мое сомнение вызвано отсутствием страха, ибо ушла вера в иллюзию,которая столько лет говорила мне, что я — ничто.