Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Будем надеяться.
Тени приближались, и адреналин затопил меня. Вот оно.
Тоннель
Мы приближаемся к тоннелю и входим в него. Он уходит глубоко вниз, к самой сердцевине всего, что мы такое. Пол в разводах человечности, мы идем, и вот уже виднеется конец.
Похоже, там впереди есть пролом, и я понимаю, что там мы выберемся на ту сторону.
Кулаки у меня сжимаются.
Дыхание рвется у меня изо рта, бросается в лицо тьмы, что окружила нас.
Я готовлюсь и даже разок слегка бью на воздух.
Мы приближаемся к выходу, и вот сразу же за порталом тоннеля я вижу силуэт, привалившийся к сетчатой ограде. Человек вцепился пальцами в сетку, крепко вцепился.
«Шагай вперед», – велю я себе и, поймав горящий взгляд пса, шагаю.
Выхожу из тоннеля и вижу широко и далеко распахнутые объятья города, а тень у ограды остается неподвижной.
Ночной воздух хлещет по щекам.
Он пахнет братством.
Тени превратились в человеческие фигуры, их было три, шли к нам. Хмурые лица, куртки.
– Кто из вас Руб? – спросил тот, что посредине, самый здоровый.
Голос у него был уверенный и злой, и он плюнул нам под ноги и едва не улыбнулся тому, как близко, едва не задев нас, упал плевок.
Руб вышел вперед.
– Я.
– Говорят, ты неплохо дерешься, но что-то мне ты не кажешься таким уж, блин, ловким.
– Ну, у всех свое мнение, да ведь? – дружелюбно ответил Руб. – И, вообще-то, мы еще ничего не делали – вот закончим, тогда и решай.
– Ясно.
Тот парень хотел было сказать что-то еще, но у него не осталось времени.
Руб схватил его за глотку и швырнул на сетку ограды, а вдогонку послал пару крепких ударов, которые моментально распороли чувака. Тот пытался уворачиваться, но Руб слишком проворен, его кулаки всякий раз находили цель. Кровь брызнула на землю, и два парня из моральной поддержки напружились. Это заметил даже Руб и между ударами спокойно предупредил:
– Не вздумайте.
Только тут он пропустил удар, и тому чуваку удалось вырваться, спиной по ограде.
Руб мог броситься за ним, но предпочел остановиться поодаль и задать пару вопросов. Я такое видел уже сотню раз. С точки зрения Руба, он таким маневром дает противнику шанс смыться, пока не пошло жесткое мочилово. Кто-то пользуется. Кто-то нет.
– Ну а как тебя хоть зовут? – спросил Руб.
– Джеррод. – Ответ вылетел у него изо рта вместе с кровью.
– Ну что, Джеррод. Похоже, тебе туго пришлось. Хватит, нет?
Но Джеррод, к несчастью, решил, что не хватит, и когда он изготовился и двинулся на Руба, было даже страшновато видеть, как мой брат припечатал ему по ребрам и хлестнул по роже. Джеррод отлетел на ограду, проволочная сетка задребезжала, а разбитые вагоны как будто отрешенно смотрели с другой стороны.
Хлясь. Тишина. Хлясь.
Кровь так же медленно капала на землю, но в этот раз следом упал и Джеррод. Кровь была у него в волосах, на руках, на одежде. В какой-то миг я подумал, что он сейчас в ней утонет.
Единственная проблема была в вот в чем:
Это было не на самом деле.
Не на самом деле, потому что мы с Рубом прождали в старом депо, а чувак так и не объявился. Тени, что замаячили вдали, свернули в боковой проулок, и мы остались куковать одни в конце тупика.
– Опаздывает, – Руб впервые заговорил в начале девятого. К половине девятого он уже злился, а без четверти был готов лупить кулаком по изгороди.
Вот тогда я и вообразил весь этот бой. Довольно типичный эпизод с участием Руба. Строго говоря, необычно было бы только, чтобы Руб так сходу ударил первым. Чаще всего это соперник пытался застать его врасплох, но Руб всегда оказывался шустрее. Так что в этот раз я для разнообразия представил, что драку начал Руб. Если такое случалось, то драка кончалась, не начавшись. В бою Руб был молоток по нескольким причинам. Он не колебался, не боялся боли, любил побеждать и идеально чувствовал момент. Даже если он бил несильно, разил больно, потому что точно рассчитывал время и попадал, куда надо.
– Может, он время перепутал, – предположил я, но Руб стегнул меня взглядом типа «Прикалываешься, да?»
– Ждем до девяти, – подытожил он, – не явится, идем домой.
Мы выждали, хотя оба понимали, что смысла нет. Чувак не появится. И Руб это знал. И я знал. Сам-то я досадовал, потому что в это время мог бы быть с Октавией. А вместо этого стоял на мусорно-холодной улице, дожидаясь пацана, который и не собирался приходить.
Но Руб завелся гораздо сильнее.
Он беспокойно дергал ограду, повторяя одно слово.
– Падла.
Он произнес его не счесть сколько раз, а в девять крутанувшись на месте, вцепился в сетку. Я думал, он разъяриться еще сильнее, но к моему удивлению, Руб вдруг успокоился. Он еще секунду высматривал что-то вдали, а потом мы двинулись домой. Напоследок он слегка приложил изгородь кулаком. Она дребезжала нам вслед.
– Что теперь будешь делать? – спросил я уже возле самого дома.
– С этим перцем, который меня хочет убить, или сегодня?
– И то, и то.
– Ну, насчет пацана – просто выкину из головы. А сегодня – наверное, побью мешок в подвале. Принесу радио, раскручу погромче и буду бомбить, пока с ног не свалюсь.
Именно так он и сделал – ну, кроме сваливания с ног. А я позвонил Октавии рассказать, что ничего не было, и спустился в подвал к Рубу. Потом к нам пришла еще и Сара и сделала хороший снимок, как Руб мутузит мешок. Его лицо на снимке можно описать не иначе как сосредоточенное, там было заметно, как мешок морщится от крепких ударов.
– Неплохо, – сказал Руб, когда Сара показала ему фотку.
Но себе не попросил, и потому Сара унесла ее, а потом вернулась с колодой карт. И мы еще долго просидели в подвале, шпилились в картишки, а радио балабонило рядом.
Сара ушла спать первой, через пару часов, а мы с Рубом посидели еще.
На выходе Руб саданул напоследок по мешку, выдернул приемник из розетки и понес его на место, в нашу комнату.
Заснул я в кои-то веки легко, а воскресенье провел с Октавией в гавани.
Воскресенья обычно проходили у меня так. С утра я делал уроки, а потом садился в поезд до набережной. А хватало времени – шел пешком. Октавия по-прежнему появлялась у нас воскресными вечерами, а на неделе чаще всего по средам. Иногда мы с ней успевали выгулять Пушка. В такие вечера обычно я держал поводок, Октавия улыбалась рядом, а Руб следил, чтобы нас не увидал никто из знакомых. Пушок, как и прежде, гарцевал, бывало, кашлял, а то облизывал морду, а иной раз и гавкал, если Руб был в настроении потормошить его.