– Ого! – восхищенно воскликнул стражник, и в его животе приветственно заурчало. – Это кто такой добрый с тобой поделился?

– Амбар и ближайшие огороды. Хлеба достать не удалось.

– Спер, значит, – одобрительно крякнул Лук, нарезая кинжалом мясо. – Это правильно. Просить и покупать опасно. А ну как местные солдатам доложат? Лучше уж по старинке. Осторожненько. Взял, где положили, и унес.

– Осторожненько, – пробурчал добытчик. – Едва Угу душу не отдал. Там помимо патрулей секрет лежал, который я не заметил. Ловко залегли. Прямо на них вывалился. Они, как и я, были несказанно удивлены.

– Всех?

– Всех… Взмок, пока тела к реке таскал и следы прятал. С утра хватятся. Начнут окрестный лес чесать. Теперь уже серьезно.

– Деревню тоже могут.

– Вряд ли. Тут набаторцев видимо-невидимо. Я пока огородами да полями бегал, считать замучался. Они едва ли не в каждом доме сидят. На восточном краю, у дороги, казармы ставят. А чуть дальше то ли форт, то ли крепость. Даже ночью работа идет. Окапываются. Наши дураки мух ловят, а потом будут выбивать их большой кровью.

Лук слушал рассказ о похождениях товарища, не забывая жевать. От еды становилось тепло и уютно. Клонило в сон.

Солдат уже засыпал, когда в деревне испуганно завыла собака. К первой псине присоединилась вторая. Затем третья. Еще. И еще.

Лук вскочил. По его спине бегали холодные мурашки. Отчего-то стало жутко.

– Чего они?

– Не знаю. Спи, – не открывая глаз, процедил следопыт.

– Они неспроста. Ты только послушай!

Тоскливый вой собачьего племени вознесся до небес, отразился от них и растекся по речной долине, пожирая предутреннюю тишину. Казалось, что сама земля стонет и дрожит от этого звука. Стражнику захотелось закрыть уши руками. Лишь бы только не слышать.

– Наши старейшины говорят, что когда воет одна собака – ей плохо. А когда все – жди беды, – после недолгого молчания промолвил Га-нор.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Лишь только то, что сказал. – Сын Ирбиса повернулся на другой бок. – Спи. Скоро утро.

И, словно по незримой команде, все стихло. Следопыт уже давно посапывал, а Лук никак не мог заснуть. Собачий крик все еще звенел у него ушах.

Перепончатый крылгзан повел большим влажным носом из стороны в сторону и встрепенулся. Сквозь ароматы раннего утра, свежей травы и цветущей земляники пробивался слабый, едва ощутимый запах. Такой долгожданный и манящий. Ветер истрепал его, превратил в призрак, и, если не поспешить вдогонку, след растает.

Не мешкая, зверь раскрыл крылья и бросился преследовать ускользающую добычу. Проснувшийся после пятилетней спячки крылгзан хотел есть. Он летел над лесом, накапливая в пасти яд. Пролетая над большим заболоченным озерцом, вспугнул молодого оленя, но не стал отвлекаться на него. Добыча, которой создание собиралось сегодня отобедать, гораздо ценнее.

Пришлось преодолеть больше восьми лиг, прежде чем цель оказалась настигнута. Вначале в нос ударил одуряюще-сладкий, безумно дразнящий, теплый, приятный дух свежего мяса. А затем он увидел восемь маленьких точек, двигавшихся вереницей по лесной дороге.

Шестеро четвероногих, теплых и трепещущих – лошади. Шестеро двуногих – нежных и сладких – люди. И двое непонятных, с неприятным запахом. Таких он еще не встречал. В другое время, прежде чем напасть, крылгзан проявил бы осторожность, понаблюдал… но голод слишком силен. К тому же чем могут навредить эти наземные?

Крылгзан оказался настолько захвачен выбором жертвы, что не сразу увидел поселение за лесом. У твари даже крылья задрожали от предвкушения. Сколько мяса!

Он и не знал, что в этих землях столько вкусной еды. Хорошо, что покинул старое гнездо и прилетел сюда. Конечно, перелет забрал все силы, пришлось долго спать, но теперь-то он отъестся. Вначале всадники, а затем можно будет потаскать человеческих детенышей из большого деревянного гнезда на берегу реки.

Зверь выбрал жертву. Он схватит ее прежде, чем остальные успеют опомниться и понять, кто на них напал и что случилось. А еще плюнет ядом и убьет лошадь. А может, если повезет, и другого всадника.

Крылгзан сложил крылья и камнем рухнул вниз. Черные точки стремительно вырастали в размерах. Когда он снизился, рядом что-то прожужжало. На свою беду он не обратил на это внимания и во второй раз стрелок оказался точнее. Тяжелая стрела ударила в грудь. Развернула.

Тварь заклекотала, раскрыла крылья, гася скорость, выставила перед собой лапы со страшными когтями, грозя разорвать обидчика, и… еще четыре стрелы нашли свою цель. Крылгзан, ничего не соображая, не глядя, плюнул ядом. Крыло взорвалось болью, стало тяжело держаться в воздухе. Он с трудом изменил направление полета, думая только об одном – поскорее улететь прочь. Но над самыми верхушками елей в него вновь попали, на этот раз в глаз, и зверь, ударившись о древесный ствол, ломая крылья, упал на землю и забился в предсмертных конвульсиях.

Тиа со скучающим видом натянула поводья. Ее лицо во время неожиданного нападения ни разу не дрогнуло. Чего нельзя сказать о пяти ее спутниках. Эти закованные в черную броню королевской гвардии Набатора идиоты наложили в штаны, как только им пришлось встретиться с чем-то посерьезнее мечей и копий. И кто кого охраняет? Девушка подумала, что Тальки явно издевалась, когда посоветовала взять с собой эскорт. От шей-за'нов куда больше толку, чем от гвардейцев.

– Не стоит, Ша-хо, – негромко бросила она. – Не трать на падаль стрелы. Он и так сдохнет.

Старый шей-за'н с шестью красно-фиолетовыми перьями в волосах убрал зазубренную стрелу обратно в колчан.

– Как скажете, госпожа. – Его тихий голос напоминал шелест листьев. – Он кружил над нами. Когда захотел мяса, мы с братом его убили.

– Вы поступили правильно. Я вами довольна.

От приятной похвалы старый и молодой шей-за'ны приподнялись над землей на полтора ярда. Она легко спрыгнула с седла.

– Госпожа, – сказал седой усатый ветеран, – это чудовище еще опасно. Я бы не советовал…

– А разве я просила твоего совета? – холодно бросила она.

Командир поперхнулся и прикусил язык. Его подчиненные сделали вид, что они ничего не услышали. Закаленные в боях вояки если и не боялись девушки, то опасались ее. Уже успели наслушаться историй о несладком характере.

На первый взгляд Тиа можно было дать не больше девятнадцати лет. Среднего роста, гибкая, с отличной фигурой, красивым лицом. Раскосые карие глаза, идеально прямой нос и полноватые губы наводили на мысль о древней крови. Черные, заплетенные в две тяжелые косы волосы и золотистая кожа – наследство, доставшееся от матери-южанки.

Пропыленная долгой дорогой длинная юбка с разрезами, замшевые сапожки с длинными носами, белая мужская рубашка с острым воротником и дамская курточка теплого, под стать коже Тиа, цвета.