— Пока еще не время давать интервью СМИ!

Не дослушав меня, Хизер Яло бросает трубку. Интересно, знает ли Оди Хьюрон о коварных планах Деса?

Сегодня вечером Джо обещал познакомить меня с «нужными людьми». Кроме того, я успела пообщаться с Вуйо.

Калло-99. Мне нужна услуга.

Вуйо. Уже слышал, твой мквереквере хочет свалить. Могу помочь. Пиши письмо. Я нарисую официальную шапку.

Я так старательно давлю в себе нехорошие порывы, что не спрашиваю Вуйо, откуда ему все известно. Когда речь заходит о защите интересов Синдиката, они способны узнать все, что угодно. Вполне возможно, на меня кто-то стучит… Я даже догадываюсь, кто: Д’Найс Лангуза.

Калло-99. О чем ты?

Вуйо. Напишем, что, к сожалению, Красный Крест в ДРК получил неверные сведения. Жена и дети Бенуа Бокангаса погибли.

Калло-99. Ну и гад же ты!

Вуйо. Могу даже переслать фото трупов. Только пришли их снимки, а я обработаю фотошопом.

Калло-99. Пошел на хер, Вуйо. И речи быть не может!

Вуйо. Какая обидчивая!

Калло-99. Ты меня не слушаешь. Мне нужны три вещи: выяснить, звонили ли с определенного мобильного телефона за последние четыре дня. Нужно зайти на один аккаунт в «Миксите». И еще выяснить, выписан ли страховой полис на определенного человека.

Вуйо. Б/п не работаю.

Калло-99. Пять тысяч рандов. Запиши на мой счет.

Вуйо. 12. С процентами. Гони подробности.

Калло-99. Только из любопытства. Синдикат и порошок провозит?

Вуйо. Ты что, на копов работаешь?

Калло-99. Нет.

Вуйо. Ты не установила брандмауэр.

Калло-99. Ты и без него многовато знаешь о моих делах. Колись, Вуйо! Чем вы занимаетесь, кроме писем? Торгуете колесами? Живым товаром?

Вуйо. У Синдиката широкий спектр интересов.

Калло-99. Мне нужно найти одну девушку. Возможно, ее похитили — посадили на иглу или заставляют заниматься проституцией.

Вуйо. Если и похитили, то не мы. Не наш профиль.

Калло-99. У нас с тобой разные профили. Сейчас назову имя…

Вуйо. Это дорогая услуга, девочка. Пойдет за отдельную плату.

Калло-99. Ничего. Я знаю человечка, которому это по карману.

Оказывается, нырнуть в Прошлую Жизнь так же легко, как надеть другое платье. Мода отражает перемены настроения. Сегодня я персиковый шнапс. Нервничаю, как малолетка, которая в первый раз проходит в ночной клуб по поддельному удостоверению личности. Я сказала «надеть другое платье»? Я перемерила девять платьев. Больше у меня нет.

Ленивец ворчливо пыхтит и растягивается на полу на кучке листьев кассавы, которые я купила на рынке внизу, чтобы умаслить его. Заодно прихватила ведерко мокриц для Мангуста. Если бы можно было оставить Ленивца дома, я бы оставила. Но последствия такой разлуки губительны. Ломка после крэка — пустяки по сравнению с разлукой с животным.

Итак, я два раза примерила все девять своих платьев. Примерка сопровождалась ловлей мокриц — они расползлись во все стороны, когда Ленивец в припадке раздражения перевернул ведерко. В конце концов, я понимаю, что мой гардероб безнадежно устарел. Одалживаю у проститутки с третьего этажа узкие джинсы и стильную черную маечку на бретелях. Одалживать приходится за плату. Соседка уверяет, что одежда у нее чистая. Требует тридцать баксов. Сомневаюсь, чтобы она стирала одежду в прачечной. Нюхаю джинсы, майку… вроде ничем не воняет. Какого черта, думаю я.

Я ловлю такси и еду в Окленд-парк. Туда же одновременно со мной направляется целая армия: уборщики ночной смены, медсестры, судомойки. Племя невидимок — они всегда за сценой. Вылезаю у «Медиа-Парка» и пешком иду на Седьмую улицу с многочисленными ресторанами, барами и интернет-кафе. Лоточник, стоящий у магазинчика мозамбикских деликатесов, пытается всучить мне фонарик в виде звезды, сделанный из проволоки и бумаги. Я отказываюсь, и он предлагает мне травку.

Раньше я часто здесь бывала. Как-то меня засекли с косячком, по приметной форме установили, в какой школе я учусь… Тогда меня отстранили от занятий на две недели. На Седьмой я впервые нюхала кокс — в туалете на девятом этаже. Здесь же впервые занималась сексом — в переулке за Восьмой. Правда, потом хозяин ближайшего дома вызвал вооруженную охрану. Сейчас будет не так страшно… не должно. И все-таки мне становится легче, когда я замечаю Джо. Он стоит напротив, у входа в бар «Бико», и возится со своим мобильником.

— Привет!

Он виновато вскидывает голову и засовывает телефон в карман куртки.

— Привет, детка. Молодец, что пришла! Все уже там, вперед!

Бар явно знавал лучшие дни. Вход охраняет низкорослый, жилистый вышибала в футболке с надписью «Отъе…!».

— Она со мной, — говорит Джо. Хотя вышибала совсем не радуется при виде Ленивца, он едва заметно кивает нам, давая понять, что ему все равно.

Бар «Бико» имеет такое же отношение к Стиву Бико,[18]как дрянная футболка с портретом Че Гевары — к самому Че Геваре. Его образом бесстыдно спекулируют. Так, на рекламе парикмахерской, нарисованной от руки, я вижу несколько портретов Бико в профиль. Он с разными прическами и в разных головных уборах; в берете, в кепке, в шахтерской каске, расписанной вручную. Стив Бико смотрит на прохожих с многочисленных плакатов. На его лице застыло задумчивое выражение. Он стоит на фоне карты Африки, и вокруг его головы нимб из солнечных лучей. Стив с львиной гривой — на сувенирах, футбольных мячах, майках. Везде его слова: «Самое сильное оружие угнетателей — разум угнетенных». Мой ученый папа наверняка возмутился бы. Героическую борьбу низводят до уровня фарса, модного бренда. Внутренности у меня сжимаются от недоброго предчувствия, как бывает, когда ты только собираешься прокатиться на американских горках. Американские горки я никогда не любила.

— О, здесь и футболки продаются! — замечаю я. — А детские размеры у них есть? Как думаешь, они их сначала вымачивают в кислоте?

— Очень смешно, Зинзи! — отвечает Джо, ведя меня в бар. — Не волнуйся, они тоже нервничают перед встречей с тобой.

Джо подводит меня к столику, за которым сидят разодетые в пух и прах люди — холеные, аккуратно подстриженные. Замечаю девицу с пирсингом во всех мыслимых и немыслимых местах, татуированную женщину с ярко-красными волосами и глазами, как у Бетти Пейдж;[19]и двоих мужчин. Один, помоложе, в кричащей рубашке с орнаментом «турецкие огурцы». Волосы у него набриолинены и стоят дыбом. Второму уже за сорок; на нем «жилет фотографа» с множеством карманов. Судя по выражению лица, он прожженный циник. Посреди стола стоит дорогая камера; все смотрят на экран.