Аза, не раздумывая, согласилась:

– Помоги, если не шутишь. Ты знаешь, как я тебя всегда хотела!

– Хотела, да только спала с Костой, а не со мной!

– Я любила лишь тебя, но боялась твоей матери, потому и молчала. А с Костой я ни-ни! Тебя обманули…

Ожидая его решения, Аза затаила дыхание, но гость окинул скептическим взглядом её лицо, грудь и, скривившись, кивнул на широкие бедра.

– У тебя сызмальства зад был, как у крестьянки, а ноги – как у вола. А теперь ты совсем разбабела, давай мне кого-нибудь из молодых. Ту рыжую, что с другим ушла, верни.

Аза ужаснулась. Господи, только не это! Неужели она упустит свой шанс?.. Впрочем, она ещё не забыла, за какую ниточку дернуть: Вано всегда был брезгливым. Нежно, тоном юной шалуньи, она залепетала:

– Я чистая, со мной ты никакой болячки не подцепишь, а мамзели после других мужиков… Зачем тебе рисковать?

Она не ошиблась, стрела попала в цель. Гость снизошёл:

– Ну, коли так, раздевайся. Посмотрим, не забыла ли ты старые штучки. Помнишь, как Косту ублажала? Можешь сколько угодно врать… Он сам мне хвастался и советовал тебя со всех сторон попробовать.

Решив не спорить, Аза стала медленно раздеваться. Старалась привлечь его взгляд к своей по-девичьи острой груди и тонким плечам. Бедра её после родов и впрямь расползлись, а живот собрался в складки. Аза незаметно придержала на боку рубашку и шагнула к Вано.

– Давай, я тебя раздену, дорогой! – протянула она с привычной интонацией шлюхи.

Печерский молчал. Не помогал, но и не мешал ей. Аза быстро стянула с него длинный сюртук и расстегнула рубашку. Она очень спешила: боялась, что Вано передумает и оттолкнёт ее. Наконец его панталоны соскользнули вниз. К величайшему разочарованию Азы, её кавалер совсем не возбудился. Испугавшись, что всё закончится, так и не начавшись, она опустилась на колени и накинулась на вялую плоть. Руки, губы, язык – всё пошло в ход, и, к своему облегчению, Аза добилась результата. Тяжело дыша, Вано дёрнул её вверх за уши. Резкая боль отдалась в голове, но Аза проглотила готовый вырваться крик. Сцепив зубы, она прижалась сосками к груди мужчины и даже нашла в себе силы проворковать:

– Пойдём на кушетку, дорогой.

– Нет, давай на стол! – рявкнул Вано. Он подсадил Азу на столешницу и, грубо надавив ей на грудь, распластал. Она послушно согнула ноги и раскрылась. Вано устроился меж её бедер и резко вонзился в податливое тело. Несколько движений – и всё закончилось. Он повалился на грудь Азы. Та закрыла глаза и принялась низко стонать.

Вышло у него или нет? Ублюдок чёртов! Аза никак не могла понять, случилось ли вожделенное совокупление. Вано сполз с неё и принялся натягивать спущенные панталоны. Острый запах мужских соков резанул ноздри, и Аза повеселела – получилось-таки. Впрочем, одного раза явно мало…

– Ты ещё придёшь ко мне? – осторожно спросила она. – Муж не скоро вернется.

– А надо?..

Аза поняла, что кавалер не в восторге.

– Пожалуйста, приходи! – взмолилась она. – Я столько лет ждала и ведь любила тебя с юности.

– Ладно, приду, – буркнул Вано и вышел.

Вдоволь отыгравшись на Азе, он даже развеселился. По дороге домой Печерский вспоминал свои обидные словечки, от которых его старая подружка дергалась, как от ударов. Здорово он её подцепил! Ну наконец-то выдался удачный день…

И всё-таки Аза – настоящая старуха. Вот если бы на её месте оказалась графиня Вера, а ещё лучше – все три сестрицы Чернышёвы сразу. Вот это было бы дело! Жаль только, что графини не служат в борделях.

Четвертый бордель за день! Хорошо, что хоть последний. Щеглов сегодня весь день крутился по Смоленску: обходил трактиры «с нумерами» и «веселые» заведения. А что было делать, если Смоленск оставался для капитана последней зацепкой в новом деле?

Пока Пётр Петрович без толку катался в столицу, в его заброшенном на произвол судьбы уезде случилось прискорбнейшее происшествие: исчез человек. Не просто так, а среди бела дня. И не какой-нибудь смутьян-выпивоха, а единственный в уездном городке шорник. Человек богобоязненный и небедный, глава большой семьи. Подобного у Щеглова не бывало за десять лет службы. Чтобы вышел человек из своей шорницкой и отправился в церковь, и чтобы с тех пор его никто больше не видел. Деньги – на месте, вещи тоже, а человек как сквозь землю провалился. Пётр Петрович объехал уже все деревни уезда, побывал во всех поместьях, разослал гонцов во все стороны, но результат был тот же.

Капитанов уезд считался самой северной окраиной Полесья, до губернской столицы было далеко, до других полесских губерний – ещё дальше, и ближайшим к уезду ярмарочным городом оказался Смоленск. У Щеглова оставалась еще слабая надежда, что шорник решил подзаработать и уехал на попутных на ярмарку.

Саму ярмарку исправник уже прочесал вдоль и поперек, побывал в трактирах, на постоялых дворах, теперь проверял дома терпимости. Чем чёрт не шутит! Как говорят, седина в бороду – бес в ребро. Вдруг приглянулась шорнику какая-нибудь бабёнка, а он и голову потерял. Тогда понятно, почему ничего никому не сказал – стыдно домашним в глаза смотреть. Идея на первый взгляд казалась хорошей, но ни в одном из трех уже проверенных публичных домов никто и слыхом не слыхивал о пропавшем шорнике. Даже похожего на него человека не видели.

«Может, врут, собаки? Не хотят неприятностей», – рассуждал Щеглов. Вообще, это было возможно, хоть и с большой натяжкой. Тогда пришлось бы признать, что глупые и тёмные провинциальные «мамзели» лгут дружно и слаженно, а неведение изображают с мастерством столичных актрис: чрезвычайно искренне и убеждённо. В подобные метаморфозы Щеглов верить отказывался, значит, оставалось одно – признать, что бедолага-шорник в этих борделях не появлялся.

Последний дом терпимости был из дорогих, и его капитан оставил напоследок. Навряд ли шорник с его деньгами мог сойти за своего. Но порядок есть порядок: начал опрос, так заканчивай его как положено.

Щеглов толкнул дверь просторного двухэтажного особняка. Этот дорогой бордель расположился совсем рядом с ярмарочной площадью, и капитан мысленно чертыхнулся. У себя в уезде он блуда не допускал, а тут, пожалуйста, чуть ли не в торговых рядах живой товар предлагают. Ну что за непотребство?

В большом полутёмном зале медленно слонялись две полуодетые девицы, а в дальнем углу обнималась в дым пьяная, расхристанная парочка. У Щеглова осталось впечатление, что эти двое только что совокуплялись на том же самом диване, где сейчас сидели в обнимку. Женщина – молодая брюнетка – ещё как-то держалась: старательно выпрямляла спину, задирала голову, даже пыталась что-то говорить, зато мужчина висел на ней, словно бельё на верёвке.

– Чего желаете, сударь? – прозвучал над ухом капитана игривый голос.

Обе полуодетые девицы теперь стояли рядом с ним и зазывно улыбались. Они явно приняли Щеглова за очередного «гостя», поскольку дружно потянули вниз корсажи, обнажив пухлые белые груди.