В дверь уверенно и приметно постучали: — «Тук-тук-тук. Тук-тук. Тук-тук-тук. Тук».

Это был такой условный знак-пароль, принятый-придуманный братьями Петровыми ещё на заре их ранней юности. В прежнем Мире, понятное дело…

Он, временно оставив сейф в покое, поднялся на ноги и, подойдя к входной двери, коснулся дверной филёнки ладонью правой руки.

— Привет, Егорша! — войдя, непринуждённо поздоровался Лёха. — О, смотрю, у тебя всё получилось…, — почувствовав неодобрительный взгляд старшего брата, дисциплинированно замолчал, а потом, понимающе подмигнув, достал из кармана своей светлой куртки чёрную продолговатую коробочку.

«Что это такое?», — спросил глазами Егор.

Младший брат, загадочно улыбнувшись, поднял вверх правую руку, в ладони которой была зажата коробочка, и большим пальцем «щёлкнул» серебристым тумблером. Через пару секунд в правом верхнем углу неизвестного приборчика загорелась, успокаивающе пульсируя-подмигивая, крохотная изумрудно-зелёная лампочка.

— Индикатор, засекающий всякую подсматривающую и подглядывающую аппаратуру, — довольно усмехнувшись, пояснил Лёха. — Прихватил — во время срочной эвакуации — из Мира «церковников». Надёжная и многократно-проверенная аппаратура. Насыщенный зелёный цвет означает, что в этом конкретном помещении всё «чисто». Вот, если бы лампочка загорелось розовым, красно-алым или же кроваво-рубиновым, тогда бы стоило — в безусловном порядке — попридержать длинные и болтливые языки. А так-то что, из серии: — «Трепись — не хочу, хоть до самого посинения…». Итак, как тебе удалось разобраться с компьютером и сейфом? У нас с Вандой, к сожалению, ничего — ровным счётом — не получилось.

Егор рассказал — как и что.

— Ну, да, конечно, жевательная резинка, — уважительно протянул младший брат. — И как же я сам не догадался? Что называется, век живи — век учись…. Где Ванда? А болтает-общается с другими барышнями. Твоя Санька, естественно, в этой компании — за главную. Увлечённо рассказывает девицам о здешних реалиях, традициях, нравах и последних тенденциях современной женской моды. А те и слушают её, рты слегка приоткрыв от удивления и любопытства. Чисто как молоденькие мартышки из первозданных индийских джунглей — под пристальным взглядом мудрого удава Каа…. Хан же на конюшню отправился, типа — с лёгкой ознакомительной ревизией. А может, для того, чтобы тоже немного поболтать с лошадками — на их общем «степном» языке, имеется в виду…. Шутка такая.

— В баньку-то жаркую предлагали сходить?

— Предлагали, мать их всех…

— Чего засмущался-то так, бродяга белобрысый и неприкаянный? — криво усмехнулся Егор. — Смазливых девок и мальцов из сиротского приюта — на выбор и в широком ассортименте — обещали доставить?

— Ага. Кормилица Ефросинья и предложила. Самолично, по-свойски и якобы между делом. Причём, при моей Ванде, прочих дамах и Хане. Офигеть можно запросто…

— И как такое может быть?

— Не знаю, — неуверенно вздохнул Лёха. — Мы же всё это время, что находимся в данном Мире, по всяким отечественным глухим уголкам шатались, не видя особого смысла в посещении крупных населённых пунктов. Элементарная осторожность, опять-таки…. И там, в провинции российской, всё было очень даже пристойно и патриархально. Никаких тебе публичных домов. Ни легальных, ни подпольных. А за раскрытую и доказанную супружескую измену и на полноценную каторгу можно было запросто загреметь…. Но слухи, конечно же, долетали, мол: — «И в Москве, и Санкт-Петербурге — в так называемом «высшем свете» — всё совсем по-другому. Там, наоборот, царят достаточно-свободные нравы. То бишь, выражаясь напрямую, самый натуральный нравственный разврат…». Попробую объяснить. При построении здешнего современного российского общества (после победы над «красными» в долгой и кровопролитной Гражданской войне), заимствовались самые различные традиции из восемнадцатого и девятнадцатого веков. Причём тупо, бездумно и самозабвенно заимствовались. Мол: — «У цариц Елизаветы Петровны и Екатерины Великой были многочисленные фавориты-любовники? Были. Причём, хоть залейся. Значит, это — однозначно — хорошо. И у нас, понятное дело, введём «фаворитизм» в качестве обязательного атрибута аристократической жизни…. Было в старину принято, чтобы российские помещики беспроблемно сношались с собственными крепостными девками, удержу и меры не зная? Было. Значит, и нам того же требуется…». Крепостное право так и не ввели? Во-первых, скоро введут. А, во-вторых, оно и так уже действует по полной программе, пусть и неформально. Это в том плане, Егорша, что мы с тобой можем — безбоязненно и регулярно — «трахать» всех представительниц женского пола из близлежащих деревушек. И никто нам слова поперёк сказать не может, если, конечно, не мечтает оказаться на рудниках урановых. Да и откровенная педофилия в местных реалиях (для знати аристократической, понятное дело), не является чем-то зазорным. Разврат, если судить по понятиям нашего с тобой Мира…. Впрочем, лично ко мне всё это не имеет ни малейшего отношения. Моя Ванда, она ужасно-старомодная и паталогически-ревнивая. И нет ей никакого дела до всех этих морально-нравственных перекосов, являющихся здешними модными тенденциями. Нет, и всё тут…. Кроме того, Ванда — внучка самой настоящей польской ведьмы. Сразу почувствует, если я намылюсь «сбегать на сторону». А после этого, понятное дело, даст по башке чем-нибудь тяжёлым, да и отрежет моё гордое мужское достоинство острым ножиком — под самый корень, и жалости не ведая…. Что это такое? — насторожённо вскинул вверх правую руку.

С улицы — через окна, приоткрытые по летнему времени, — долетали неясные звуки, свидетельствовавшие о всеобщей тревожной суете. На лестнице — за входной дверью — загрохотали чьи-то торопливые шаги.

— К нам, похоже, незваные гости пожаловали, — кивнул головой в сторону юго-восточного окна Егор. — Причём, многочисленные…

Он подошёл к штативу с закреплённой на нём подзорной трубой и, направив оптический прибор в нужную сторону, приступил к наблюдениям, одновременно подкручивая пальцами правой руки чёрные настраивающие колёсики.

— Что там? — нетерпеливо сопел за спиной Лёха. — Вернее, кто? Что за люди?

— Не суетись, торопыга. Подожди немного.

— Ну, рассмотрел что-нибудь?

— Рассмотрел, — усмехнулся Егор. — У главных ворот в нашу графскую усадьбу собралась толпа человек в двести-триста. В основном, крестьяне и крестьянки. У некоторых в руках — жёлто-золотистые хоругви и иконы…. Но присутствует и полтора-два десятка монахов в широченных чёрных рясах. А двое из них — с широкими красно-алыми поясами поверх ряс. Причём, у этой парочки в руках наличествуют солидные чёрные кнуты. Издали, штатским гадом буду, пахнет крепким скандалом…

В дверь вежливо, но очень настойчиво постучали.

Егор, уступив место возле подзорной трубы младшему брату, подошёл к двери и, открыв её с помощью ладони, поинтересовался:

— Ну, Федя, чего так колотишься? Что-то случилось?

— Александра Ивановна просит вас и Алексея Андреевича спуститься во двор, — с трудом переводя сбившееся дыхание, доложил денщик. — Срочно. Не откладывая.