Даже в последние годы жизни, уже ослепший, плохо слышащий, не выходящий из квартиры, Батуринский, вспоминая такое отношение Спасского, испытывал гнев и возмущение. Как советский гражданин, он отчаянно желал Спасскому победы. Воспитанный в эпоху Сталина, он плохо понимал свободного духом Спасского, считавшего, что, когда говорит чемпион мира, шахматный мир должен его слушать. В личном и политическом плане такой разрыв был неизбежен; некоторые подозревали, что Спасский придумал историю с доверенностью нарочно, создав повод для конфронтации и в конечном итоге удалив Батуринского от процесса подготовки матча.

Спасский сообщил властям о своем нежелании, чтобы Батуринский был его представителем в ФИДЕ на переговорах об условиях матча. Ивонин пытался разубедить Спасского. Строго говоря, объяснял он, Батуринский был прав, не подписав доверенность. Но Спасский стоял на своем. Точку поставил сам Батуринский: «Я сказал Ивонину, что отказываюсь ехать. Он ответил: паспорт и все документы уже готовы. Я повторил, что это неважно: если человек, который должен доверять мне, в доверии отказывает, я не поеду».

Ссора, без сомнения, расстроила Спасского, подорвав его силы. Переговорами стали заниматься Геллер, который понимал в шахматах, и заместитель начальника международного отдела Спорткомитета Александра Ивушкина, в чью работу входило установление отношений с международными спортивными федерациями. Она великолепно говорила по-английски, обладала широким опытом работы с другими федерациями и знала позицию Спорткомитета. Однако с юридической точки зрения команда была недостаточно подкованной.

Разрыв Спасского с Батуринским повлиял на управление матчем. Разрыв с многолетним тренером Бондаревским — на подготовку к нему.

Сотрудничество Бондаревского и Спасского началось в 1961 году, когда карьера будущего чемпиона и его личная жизнь столкнулись с серьёзными трудностями. Интересно, что во время разрыва с Бондаревским его второй брак также был на грани краха. Завоевание Спасским титула изменило отношения и с тренером, и с женой. Бондаревский неожиданно стал тренером чемпиона мира. Да и Лариса не выходила замуж за мировую знаменитость. Она жаловалась, что когда Спасский стал чемпионом, то начал руководить всеми аспектами жизни, советуя ей даже, как варить суп.

Свидетельства грядущих осложнений появлялись на протяжении уже нескольких лет. Согласно автобиографическому очерку Спасского в «Большой стратегии», во время второго матча с Петросяном (1969) они с Бондаревским поссорились из-за условий проживания, которые организовал Бондаревский (по мнению Спасского, дом находился слишком далеко от города). Однако в конечном счёте они помирились. Спасский уважал Бондаревского и был ему признателен, что тренер принимал его таким, какой он есть. Вспоминая о начале взаимоотношений с Бондаревским, третьим и последним своим тренером, Спасский говорит: «Он знал, как стимулировать меня и заставить работать. В этом был его секрет».

Так он отзывался о своем тренере в 2002 году. Тридцатью годами ранее всё было иначе. Утром 2 февраля 1972 года Бондаревский сказал Ивонину, что они со Спасским больше не могут работать вместе и должны по-хорошему разойтись. У них, объяснил он, исчезло взаимопонимание, поэтому совместная работа ничего не дает. С тех пор как Спасский стал чемпионом, он практически не слушает ничьих советов. Бондаревский был недоволен уровнем работы шахматиста. Прежде чем встретиться с Ивониным, он посетил Батуринского. Батуринский вспоминал об этом разговоре так: «"Виктор Давыдович, я ухожу". — "Как вы можете бросать работу за три-четыре месяца до начала матча? Вы главный тренер и тем самым ставите Спасского в очень сложное положение". — "С ним невозможно работать, просто невозможно! Я увольняюсь. Он не следует моим инструкциям, занимается какими-то совершенно посторонними делами. До матча осталось так мало времени, а он не может сосредоточиться"».

Николай Крогиус проводит различие между Спасским, стремившимся к титулу чемпиона мира, и Спасским, уже завоевавшим его: «До этого (например, в ходе подготовки к матчу с Петросяном в 1969 году) Борис мог поначалу не согласиться с каким-то предложением, но потом, поразмышляв над ним, часто (обычно на следующий день) признавал, что в нем есть смысл. Мы с Бондаревским шутили, что Спасский проходит через две стадии: сперва отказ, потом согласие. Но теперь, сказав "нет", Борис упрямо отстаивает свою позицию — часто без всяких на то оснований».

Кое-кто считает, что Бондаревский предал команду, поскольку боялся, что его подопечный идёт прямиком к поражению, и не хотел связывать своё имя с провалом.

Той же причиной можно объяснить и уход с должности председателя Шахматной федерации СССР Дмитрия Постникова, бывшего замминистра спорта и друга Бондаревского. Место Постникова занял его заместитель Юрий Авербах — никто другой, по словам Авербаха, не захотел рисковать. Авербах говорит, что с момента ухода Бондаревского у него возник пессимизм относительно перспектив Спасского. Только сила личности Бондаревского могла заставить Спасского начать наконец вкалывать. Да, Спасский работал, «но, так сказать, в лёгком стиле».

Однако в истории ссоры с Бондаревским Спасского поддерживает множество людей. По словам Евгения Бебчука, Бондаревский был весьма непростым человеком: «Он потрясающий тренер, лучший из всех, но его грубость была просто невыносима. Вначале, когда он только стал тренером Спасского, тот нуждался в его опыте, независимо от характера. Но когда Спасский достиг пика своей карьеры и Бондаревский ругал его — а он всегда его ругал, — Спасский уже не мог этого вынести».

Вера Тихомирова знала Бондаревского ещё с Ростова-на-Дону, их родного города. Крупная, видная женщина, она пережила сталинский голод и репрессии, став чемпионкой РСФСР по шахматам среди женщин, и на тот момент являлась ответственным секретарем Всероссийской шахматной федерации. К Спасскому она испытывает материнскую любовь, и он отвечает ей сыновними чувствами. Ее вердикт Бондаревскому: «Говорят, что у него сильная воля. Но это не так. Он не хотел брать на себя ответственность».

В день ухода Бондаревского Спасский, Геллер и Крогиус прибыли в кабинет Ивонина для изложения своей версии. Бондаревский не верил в успех; он не был всей душой предан делу. Спасский больше не может терпеть обращения с собой, как с ребёнком, и сносить грубости. Кроме того, Бондаревский несведущ в новейших достижениях дебютной теории; теперь, когда в команде есть Геллер, Бондаревский не нужен. Спасский добавил, что именно он, Спасский, решил, что надо разойтись.

Чтобы подсластить пилюлю, они предъявили Ивонину внушительный отчёт о работе, проделанной к этой дате. Благодаря Спорткомитету их личные проблемы — дача, квартиры, зарплаты, жилищные условия — решены. Команда настроена по-деловому, творческая работа идёт отлично, тренировочный план успешно выполняется. В отношении подготовки они, возможно, даже опережают Фишера. Ивонин отметил: «Они сказали, что Спасский будет иметь значительное превосходство в дебютах, поскольку у Фишера нет времени расширить свой весьма ограниченный репертуар».

Всё это время группа жила и работала тесным коллективом, так что, какой бы ни была причина ухода Бондаревского, потеря одного из членов команды неизбежно выбила работу из колеи. Если в этом коллективе и была движущая сила, то исходила она от Бондаревского. Со Спасским — новым лидером — группа просто выполняла всё, что он просил. Независимый лидер мог заставить Спасского делать то, чего ему делать не хотелось. Геллер занял место Бондаревского, но совершенно не подходил на эту роль. Не желая противоречить Спасскому, он обратился к Нею. Может ли Ней уговорить чемпиона работать?