Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как не понять, – застыв с половником, с которого свешивались ошметки переваренной капусты, кивнула Ласкина. – Само собо-ой… Здесь все вокруг такие сплетники, ты больше никому не рассказывай! – возбужденно шепнула соседка.
Щи оказались вкусными – сваренные на телячьей косточке, щедро присыпанные первой летней зеленью да с мелко порубленным чесночком!
Растроганная доверием Варвары Сергеевны, предвкушая теплую дружбу, Лариса достала под щи из холодильника запотевшую, с наполовину ободранной этикеткой бутылку водочной настойки.
– Давай по полрюмочки! – хлопоча у стола, тарахтела она.
В итоге за «ниочемным» разговором о сложностях нынешней жизни Самоваровой пришлось выпить целых три «полрюмочки».
В голове растеклась приятная слабость, позволившая немного отпустить напряжение последних дней.
– Расскажи еще про Поляковых, – попросила Варвара Сергеевна, когда Лариса, отнеся детям чай и бутерброды, вернулась на кухню с подносом.
– Знаешь, сегодня, проснувшись, я подумала, что преувеличила, когда говорила, будто у них постоянно были попойки. Не так уж часто, скорее по праздникам или, как у многих здесь, – по субботам. Во мне говорила зависть… Не к Полякову, конечно, а к Марте, к ее насыщенной жизни, которая могла быть и у меня, если бы все сложилось иначе. Раздражала она простых людей, понимаешь? Выбешивала своей неутомимой кипучей энергией. Ковид, не ковид – все ей было нипочем. Даже в самый лихой, первый год, когда все ходили по улицам исключительно в масках и антисептиком пакеты с едой поливали, она уже в мае устроила пикник. Все сидят, трясутся по своим норам, а у нее – музыка и гости.
– А кто у них бывал в гостях, не знаешь?
– Понятия не имею. В основном какие-то женщины. Подружки ее, может, коллеги по работе. Но были и мужчины. Судя по машинам, – обычные люди, не богачи. Пару раз я кого-то даже видела – люди как люди.
– А возраст?
– За пятьдесят и моложе.
– А дочь?
– Я видела ее лишь пару раз, да и то когда она садилась в свою наполированную машину. Вроде «вольво», и ездит она с водителем.
– А когда Марту хоронили? Поминки здесь были, не знаешь?
– Мы с Наташей в тот день в город на плановый осмотр ездили. Валентина из желтого дома говорила, тихо у них все дни было… Странные они все же были люди, – крутя в руке стопку, вздыхала Лариса. – Он часто кричал и на помощника, и на нее. Я, бывало, мимо проходила, слышала… Недобрый он был, недобрый…
– После похорон Поляков отсюда не уезжал?
– Сначала не видно его было совсем, но машина у ворот стояла. И Ваник старый туда-сюда по участку – с участка шастал, как обычно, прибирался. А вскоре наш генерал начал чудить: выходил за калитку и шлялся по проселочной дороге, уходил в лес. Он был не агрессивен, головой кивал – здоровался, ни к кому не приставал, вроде бы даже пьян не был. Валентина сказала, у него тяжелая депрессия в связи с утратой жены. Оно-то понятно, вот только зачем было по поселку шататься и людей своим видом смущать?
– Сама встречала его?
– Пару раз.
– Жалела?
– Честно? – Допив залпом из рюмки остатки настойки, Лариса по-простецки промокнула обшлагом рубахи рот. – Нет… И хотела бы по-христиански пожалеть, да не получалось, – призналась она. – Он вроде и кивал всегда при встрече, иногда даже пытался шутить, но чем-то отталкивал от себя, точно в нем зло какое жило. После смерти Марты он стал как безумный… И врачей не вызовешь – человек же никому ничего плохого не делал, а медицине нашей давно уже дела нет ни до чего, кроме ковида. Наташку вот с трудом принимают – она у меня не привитая, ей нельзя, так задолбались мы эти тесты сдавать! – захмелев, перескочила на личное Лариса. – Бесплатный три дня готовится! А нужный специалист на месяц вперед расписан. Приходится из своего кошелька за тест платить… И большая часть лекарств – за деньги! Хорошо, что сейчас есть фонды для таких, как мы. Мир не без добрых людей.
Она вдруг оборвала свою тираду и, вспомнив о чем-то, машинально схватила со стола мобильный.
Глядя на то, с каким благодарным удивлением она открыла приложение Сбербанка и что-то в нем перепроверила, Варвара Сергеевна поняла: «генералка» перевела ей деньги.
* * *
Пес сидел у забора на том же месте.
Жора, на ходу рассматривавший свои новые творенья, заметил его не сразу.
Когда уже почти дошли до калитки, пес, продолжавший с выжидающим видом сидеть, издал громкий и дерзкий рык.
Подскочив к калитке, мальчик схватился за ручку, рисунки выпали из рук и рассыпались. Стремглав забежав на участок, он кинулся прямиком в дом.
Самоварова собрала рисунки. Преодолевая мурашковое, инстинктивное чувство страха, помноженного на Жорину истеричную реакцию, повернулась к животному.
– Ты, парень, что здесь забыл? – Она старалась говорить спокойно и дружелюбно. – Есть хочешь?
Пес сидел и не мигая глядел на нее раскосыми, темными и необычайно красивыми глазами.
– Понимаешь, какая история, – продолжала Варвара Сергеевна, – мой гость тебя боится. Он еще маленький, и я не могу ему вот так сразу объяснить, что бояться тебя не следует… Я могу принести тебе еду, но только при условии, что ты перестанешь пугать нас своим рычаньем.
Внимая ее словам и не сводя с нее глаз, пес продолжал спокойно сидеть на месте.
– Я сейчас…
Она нарочито медленно, демонстрируя псу спокойствие, открыла калитку и зашла на участок.
Схватив из холодильника пару сосисок, вернулась к собаке.
– Иди ко мне, – присела на корточки и оторвала от сосиски кусочек. Положила ее на открытую ладонь, понимая, что поступает сейчас не совсем правильно по отношению к Жоре: риск того, что пес теперь не отвяжется от их дома, возрастал в разы.
Пес медленно, с достоинством подошел.
Обнюхав кусок сосиски, неторопливо захватил ее широким и влажным языком и отошел.
– Давай-ка мы с тобой вот как договоримся. – Самоварова оторвала от сосиски новый кусок. – Если ты потерялся, я буду тебя подкармливать. Только не пугай моего гостя. Не рычи и вообще – будь паинькой.
Пес внимательно ее выслушал, потом вернулся за новой порцией и, уже не отходя, постепенно заглотил все, что у нее было.
Когда он доел, Варвара