– Да ну на фиг, – отмахнулся Гусев, изменившись в лице. – Я же говорю: я и так Гутиэру наметил, но вот зачем в меня прокисшими щами бросаться, а? Я теперь эту куртку… Нет, а чего говорить – вот вы сами понюхайте!

И он с готовностью вскочил, притащил куртку и сунул прямо Гуте в нос.

– Ну что вы в самом деле? – отшатнулась та. – Я вам и так доверяю!.. Господи, это какой же гадостью вас поливали? Выбросьте куртку, в подъезде повесьте, ее никто не возьмет, честное слово…

Когда Матвей водрузил одежду на вешалку, Аллочка вдруг вполне серьезно поинтересовалась:

– А вы случайно сбербанк не ограбили? – спросила она. – Про миллион долларов – это ради красного словца или все же есть надежда?..

– Да я что же, совсем без стыда, без совести? – возмутился Гусев. – Как же такое… я же сам зарабатываю! Зачем же мне миллионы-то, вы подумали?! Да нам если с братьями такую прорву денег к себе в деревню привезти, нам же их и потратить негде будет! Да и чего с ними делать-то, с долларами?

– И в самом деле… вам – совершенно нечего… – печально вздохнула Аллочка. – А вот я бы… Мы бы с Гутиэрой…

– А в каком именно пальто была та женщина, которая приставала к вам? – вдруг спросила Варька. – Опишите.

Мужчина задумался, а потом принялся размахивать руками:

– Вот здесь так, здесь вот так, тут какая-то штука болтается, длинное такое, и все как есть фиолетовое!

Неверовы переглянулись. Фиолетовое пальто было у Любочки – невестки Дарьи Викторовны. И по описанию оно подходило: «штука», которая болтается, называется капюшоном, «здесь вот так» – это рукава «летучая мышь», и длинное…

– Неужели Любочка Клуня? – не поверила Варька.

Фома, не удержавшись, весело фыркнул:

– Да уж, фамилья! Клуня!

– Между прочим, Джордж Клуни – очень известный актер и самый завидный жених. К тому же красавец необыкновенный! – пояснила Варька. – А ты – нет чтобы нам помочь, еще и насмехаешься! Сиди уж тогда, не мешай, если помочь не в состоянии!

Гутя не любила, когда молодые ссорились. А они и не ссорились почти. Даже в самых сложных ситуациях друг на друга голоса не повышали. Но вот из-за мелочей могли распалиться не на жизнь, а на смерть. Поэтому Гутя быстренько перевела разговор на другую тему:

– Наша Любочка раньше была Цесарская! – торопливо защебетала она. – Представляешь, Фома? Любовь Петровна Цесарская! Звучит? Правда, сейчас – Клуня.

Гусев встрепенулся.

– Любовь Петровна Цесарская? А у нас тоже была Любка Цесарская! Отец Любки, дядька Петро, специально в город ее отправил, чтобы она подлечилась, а она взяла да сдуру замуж выскочила!

– Почему это сдуру? – обиделась Гутя. Сватовство было ее профессией, и выслушивать спокойно вот такие словечки она не могла. – Очень даже недурно поступила девушка – раньше жила в вашей деревне, а тут вдруг на какое-то время в город приехала и сразу же в жены умудрилась попасть!

– А нам, между прочим, городским… – выпятила грудь Аллочка, – самим женихов не хватает! Ишь какая умная!

– Да какая там умная! – отмахнулся Матвей. – Она у нас в деревне самая богатая невеста была, но ее никто не брал только потому, что она немного умом тронутая. А так-то… У дядьки Петра столько гектаров леса! И звероферма своя, и пасека! А теперь еще и какими-то махинациями заведует! Вот на Любку у нас дома четверо зарились, даром что ненормальная. Но дядька Петро сказал, что сначала вылечит дочь, а уж потом выдаст Любовь замуж. А оно вон как вышло-то… Она когда к нам по осени приезжала, отец ее чуть не покалечил со злости, все переживал, что она невесть за кого кинулась. А она только знай бормочет: «Счастье у меня возникло, а счастливая душа больной не бывает». Ну чего с нее взять, как есть ненормальная!

В то время, когда Фома удивлялся богатству какого-то дядьки Петра, а Аллочка кокетливо бодала ногами деревенского жителя, Гутя смотрела на Гусева не мигая, смешно вытаращив глаза.

– Подожди-ка, Матвей… Так ты хочешь сказать, что Люба Цесарская жила у вас в деревне, потом поехала в город, быстренько выскочила там замуж и приехала порадовать отца, так? Так ведь это наша Люба! Клуня!

– Гутя, – одернула ее Аллочка. – Тебе же Матвей ясно сказал, что та была ненормальная-я! А наша ничего. Хотя… Вот знаешь, Гутя, если бы ты видела этого Мишеньку, за которого она вышла, ты бы ни за что не поверила, что у Любы с головой порядок. За него не может выйти нормальная женщина, честное слово. Он же… Квазимодо! Здесь висит, здесь торчит, брюхо вываливается даже из-за спины!

– Мам, а ведь тогда все замечательно получается… – пробормотала Варька. – Это она и пригласила Гусевых! Кто еще мог знать, что в захолустье проживают такие богатыри? Это она их вызвала, точно тебе говорю!

– А караулила под кустами – тоже она? – переспросил Фома.

– Нет, постойте! – оборвал их Матвей. – Но меня дожидалась вовсе не Любка! Ну я ж ее как облупленную знаю! Не она это! Неужели ж я голос ее не отличу! Я и сам за ней некоторое время ухлестывал, пока мне не сказали, что дядька Петро все равно наследство пока делить не будет. Не она это!

Неверовы переглянулись.

– Варь, я тебе один телефончик дам, – проявил активность Фома. – Позвонишь завтра, там тебе скажут – стоит ли Клуня на учете и какие у нее проблемы, ясно?

– Правильно! – поддержала Аллочка. – Я прямо завтра с утра сяду думать: кто же это у нас в клубе совсем стыд потерял, под кустами уже мужиков караулят!

– Аллочка! – одернула ее сестра. – Просто надо подумать: чего добивалась эта женщина? К чему был весь этот спектакль? Ведь не надеялась же она, что господа Гусевы вот так возьмут ее и послушаются! А вы, Матвей…

Матвей собачьими глазами взглянул на Гутиэру.

– Все ж таки плохо, что это не ваша подруга меня подкараулила, – тяжко вздохнул он. – Я уже думал, что это вы ее попросили, думаю, теперь приду и скажу, что, мол, если навязывалась, так собирайся и домой поедем! А теперь как мне уезжать-то?

– А куда это вы собрались? – насторожилась Аллочка. – Чего это вы сбегаете? Еще не всех девушек вниманием охватили, еще и не женились здесь ни разу, а уже – драть?!

Матвей теребил пуговицу на рукаве и вяло пожимал могучими печами:

– У нас уже отпуск кончается. Домой надо. У нас же как – на лесопилке платят хорошо, а другой работы в деревне нет. Вот поэтому нас в строгости и держат. Вместо нас сразу куча работников отыщется, а нам потом на что жить?.. Мы уж и билеты на поезд купили. В понедельник отъезжаем…

– Нет, ну обидно так! – разволновалась Аллочка. – Главное – так ни на ком и не женились!

– У себя женюсь, в деревне, – пообещал Гусев, чем окончательно ввел Аллочку в депрессию.

Зато Гутя расправила плечи и проговорила:

– Ну что ж… Проводим вас достойно. Аллочка! Звони всем членам клуба, что в субботу будем Гусевых провожать. Последний шанс… бал, так сказать. Варя, созвонись с Беллой Алексеевной, у нее дача пустует. Вот и устроим пикник на свежем воздухе, она давно предлагала…