– Это еще не все, – сказала она. – Предполагается, что из Канады сюда движутся какие-то воздушные массы.

– Сюда из Канады постоянно движутся воздушные массы.

– Это верно, – сказала она. – Ничего нового в этом, конечно, нет. А поскольку Канада на севере, то вздымающееся облако унесет прямо на юг, и оно пройдет мимо на безопасном от нас расстоянии.

– Когда мы будем есть? – спросил я.

Мы вновь услыхали сирены – на сей раз более продолжительные, не имеющие отношения ни к полиции, ни к пожарным, ни к «скорой помощи». Насколько я понял, то был сигнал воздушной тревоги, и звучал он, по-видимому, в Сойерзвилле, небольшом поселке к северо-востоку от города.

Стеффи вымыла руки под кухонным краном и ушла наверх. Бабетта принялась доставать продукты из холодильника. Когда она проходила мимо стола, я схватил ее за бедро с внутренней стороны. Она очаровательно поежилась от смущения, держа в руке коробку мороженой кукурузы.

– Наверно, вздымающееся облако должно вызывать у нас большее беспокойство, – сказала она. – Это при детях мы постоянно твердим, что ничего не случится. Не хотим их пугать.

– Но ведь и вправду ничего не случится.

– Я знаю, что ничего не случится, ты знаешь, что ничего не случится. И все же, честно говоря, на всякий случай нам следует об этом подумать.

– Подобные происшествия опасны для бедняков, живущих в незащищенных районах. Общество устроено таким образом, что во время природных и промышленных катастроф больше всех страдают бедные и необразованные люди. Жители низин страдают от наводнений, люди, ютящиеся в лачугах, – от ураганов и смерчей. А я – профессор колледжа. Ты видела когда-нибудь, чтобы во время какого-нибудь наводнения, показанного по телевидению, профессор колледжа плыл на лодке по собственной улице? Мы живем в чистом, уютном городке, возле колледжа с необычным названием. В таких местечках, как Блэксмит, ничего страшного не происходит.

Бабетта уже села ко мне на колени. По столу были в беспорядке разбросаны чеки, счета, анкеты и купоны для участия в конкурсах.

– Почему тебе так рано захотелось поужинать? – спросила она сладострастным шепотом.

– Я не обедал.

– Хочешь, пожарю курицу с чили?

– Блестящая идея.

– А где Уайлдер? – хрипло спросила она, пока я проводил руками по ее груди, пытаясь сквозь блузку зубами расстегнуть бюстгальтер.

– Не знаю. Наверно, его Марри похитил.

– Я отутюжила твою мантию, – сказала она.

– Здорово, здорово.

– Ты заплатил за телефон?

– Не могу найти счет.

Мы оба уже заговорили хрипло. Сидя у меня на коленях, Бабетта скрестила руки, и я смог прочесть советы хозяйке на коробке дробленой кукурузы, которую она держала в левой руке.

– Давай подумаем о вздымающемся облаке. Хоть немножко, а? Возможно, оно опасно.

– Опасно все, что перевозят в цистернах. Однако вредное воздействие, в основном, проявляется далеко не сразу, и нам остается только ждать и не лезть на рожон.

– Только ни в коем случае нельзя об этом забывать, – сказала она, встала и несколько раз изо всех сил ударила ванночкой со льдом по краю раковины, выбивая из ячеек сразу по два и по три кубика.

Я посмотрел на нее, поджав губы. Потом еще раз поднялся на чердак. Уайлдер был там, вместе с Генрихом; тот бросил на меня быстрый взгляд опытного обвинителя.

– Это больше не называют перистым облачком, – сказал он и отвел глаза, словно не желая видеть моего замешательства.

– Я уже знаю.

– Теперь это называют вздымающимся черным облаком.

– Хорошо.

– Что же тут хорошего?

– Это значит, что они уже более или менее трезво оценивают ситуацию. Они в курсе дела.

С усталым, но решительным видом я открыл окошко, взял бинокль и вылез на карниз. На мне был теплый свитер, и на холодном воздухе я почувствовал себя довольно уютно, однако не преминул всем своим весом навалиться на стену дома, да и сын, протянув руку, схватил меня за ремень. С его стороны я чувствовал поддержку моей скромной миссии, даже обнадеживающую уверенность в том, что сведения, полученные им только путем наблюдений, мне удастся дополнить здравыми, тщательно продуманными суждениями. В конце концов, это входит в родительские обязанности.

Я поднес бинокль к глазам и вгляделся в сгущавшуюся тьму. Внизу, под облаком испарившихся химикатов, царили суета и оперный хаос. Сортировочная станция была залита светом прожекторов. Поодаль друг от друга в воздухе зависли армейские вертолеты, тоже освещавшие место происшествия. В этих широких лучах то и дело мелькали цветные огоньки полицейских мигалок. Цистерна твердо стояла на рельсах, из отверстия – видимо, образовавшегося с торца, – в воздух поднимались испарения. Судя по всему, дыра была пробита сцепным дышлом другой цистерны. В некотором отдалении стояли в ряд пожарные машины, еще дальше – кареты «скорой помощи» и полицейские фургоны. До меня доносились сирены, усиленные мегафонами крики, потрескивание атмосферных помех, которые слегка искажали звучавшие в морозном воздухе голоса. Люди сновали между машинами, распаковывали оборудование, таскали пустые носилки. Другие, в ярко-желтых костюмах из милекса и противогазах, медленно двигались сквозь ярко освещенную дымку с приборами для измерения смертоносности. Пневматические снегоочистители опрыскивали цистерну и близлежащий ландшафт каким-то розовым веществом. Этот густой туман образовывал в воздухе арки, напоминая тучи сластей, разбрасываемых на концерте патриотической музыки. Снегоочистители такого типа обычно используют на взлетно-посадочных полосах, а полицейские фургоны такого типа предназначены для перевозки пострадавших во время общественных беспорядков. Из лучей красного света дым перемещался во тьму и вновь возникал в широких бесцветных лучах театральных прожекторов. Люди в костюмах из милекса двигались с осторожностью космонавтов, ступивших на поверхность Луны. Каждый шаг был проявлением смутного беспокойства, не подкрепленного природным чутьем. Угрозы пожара или взрыва в данном случае не было. Смерть здесь, вероятно, проникала, просачивалась прямо в гены, укоренялась в телах, которые еще не появились на свет. Люди двигались так, словно под ногами была низина, покрытая лунной пылью, двигались неуклюже, шатаясь, в плену неверных представлений о природе времени.

Я не без труда вполз обратно.

– Ну, что скажешь? – спросил Генрих.

– Облако висит на том же месте как привязанное.

– Значит, по-твоему, сюда оно не доберется.

– Ты говоришь таким тоном, будто знаешь то, чего не знаю я.

– Так доберется оно сюда, по-твоему, или нет?

– Ты вынуждаешь меня сказать, что оно и за миллион лет сюда не доберется, а потом наведешь критику при помощи парочки фактов. Давай, не тяни, рассказывай, что передали по радио, пока я стоял на карнизе.