– Мики, ты не изменился, несешь умнейшую чушь с просветлённым видом, – порадовался кукушонок. – Мики, я правда не сбегу. Я окончательно соскучился.

– Идиот, – вздохнул князь и на миг обнял за плечи. – Ты покинул дом, и он стал пустым. Каждый мой дом, любой. Ужасно. О, вот что важно: Куки, кто тебя надоумил вернуться? Познакомь. Хотя бы озолочу… если не получится подружиться.

– Ты безнадежен. Если хотя бы отчасти правда то, что в жилах Ин Тарри течет золото, если оно подобно тебе, как же паршиво ему приходится! Все хотят прибрать и никто – подружиться…

– Есть же ты, – жалобно напомнил Микаэле самому себе.

Когда автомобиль остановился, князь вышел, нацелил взгляд на встречающих, и люди привычно склонились. Коротким движением подбородка Микаэле удалил всех, на кого этот жест подействовал. Превозмог приказ всего-то один человек, и Яков с интересом его рассмотрел – плотного, лет сорока. Невысокого и наверняка очень спокойного, но сейчас пребывающего в дичайшем, нескрываемом смятении.

– Вам дурно? Бога ради, этот блуждающий взгляд. Вы что-то приняли? Не сочтите за грубость, но…

– Знакомься, Куки. – Князь стащил с шеи шарф сливочного тона с едва приметным фактурным узором и бросил, как на вешалку, на плечо непрестанно бормочущего человека. – Я выбрал полноценного управляющего делами всего дома Ин Тарри десять лет назад, и он оказался хорош. О, ворует только сведения и строго для нужд страны. Служит ей рьяно, насколько я знаю. Мне тоже служит, по-своему честно. Но на второй своей службе он…

– Микаэле, вы изволите неожиданно зло и прямо шутить, – вздохнул управляющий, чуть успокоившись. Бережно сложил шарф и отдал слуге. – За десять лет вы ни разу не давали мне оценок. Они лестны, но сперва, прошу, пройдем в дом и…

– Егор хорошо продвигается на второй службе, он уже тайный советник, да? – щурясь и почти мурлыкая, продолжил князь. – Он следит, чтобы мои деньги не причиняли вреда стране. Смешной повод для верности дому Ин Тарри. О да, Куки: он верит в магию крови древних семей. Ждет, когда моя кровь проявит себя. Не знаю, как. Может, начнет светиться? Или, стоит мне руку порезать, капли будут обращаться бриллиантами?

– Мики, идем. Ты достаточно потряс воображение всех, кто думал, что знает тебя. И, поверь, мне стало чуть спокойнее, ты зовешь Егора по имени, без чинов, и он не вздрагивает. Значит, ты хотя бы помнишь, перед кем можно чудить, а перед кем не стоит.

– Именно, идемте, – кивнул управляющий, надеясь завершить странный разговор в неподходящем месте. По лицу скользнула тень, окончательно смяв невозмутимость до недоумения. – Микаэле, я вас таким не видел. Вы улыбаетесь, вы говорите… гм.

– Ага, улыбаюсь во весь рот и болтаю глупости, – охотно подсказал князь. Дернул вверх запястье Якова, которое и теперь держал плотно, даже костяшки пальцев побледнели. – О, я видел глаза оловянных лакеев на озере. Бывших служивых как ни наряди, выправку не спрячешь, ума не вправишь. Они донесли о Куки? Что выдумали?

– Разное, – уклончиво сообщил Егор.

– Убери глазастых дураков подалее, я быстро не уймусь. Дней на пять расчисть мои планы, предлог не важен. Видишь: не могу разжать пальцы, – князь с долей раздражения уставился на свою руку. – Если он снова сбежит, я слягу, а то и помру с тоски. Во всем идиотском мире только Куки видит меня человеком. Вот ты: о, ты видишь во мне… как же было в том письме? Ах да, «надежный источник кредитования страны даже в самых неблагоприятных условиях».

– Читали, – не удивился управляющий.

– Читал, – легко согласился Микаэле. – Идем, Куки. Надо накормить тебя.

– Завтра. Отдохни, ты будто пьяный. К тому же ты держишь мою правую руку. Есть левой неудобно, но ранее утра ты не отцепишься, я уже понял.

– Не отцеплюсь, – виновато признал князь. – Куки, я сознаю, что мое поведение неуместно и походит на собственничество. Прежде было еще хуже… я постараюсь запомнить, что ты взрослый. Но Куки, я впервые за много лет могу ощутить себя человеком. Просто человеком. Это меня отчасти извиняет.

Князь с сомнением посмотрел на свою руку, сжимающую запястье Якова.

– Когда ты проснешься и поверишь, что я не сбежал, только тогда все станет хорошо. В крайнем случае я применю силу и отцеплю тебя, – неуверенно пообещал Яков.

– Но-но, сила не поможет. Я вдруг понял прелесть оков… Сплошных, без замка и ключа. Егор, отдыхайте, – князь жестом отпустил управляющего. – Да: поставьте в известность охрану, Куки можно всё. Если он вздумает зарезать меня, это тоже допустимо. Вы поняли?

– Нет, но я услышал. Могу я уточнить имя гостя, – морщась от странности вопроса, Егор выговорил то, что полагал важным. – Куки – сокращённое от…

– Куки – это все, что я мог выговорить, когда весил пуд и не осиливал пережёвывание манной каши, – князь наконец осознанно потащил Якова в дом. – Егор, вы знаете наизусть дело об отравлении моего отца, убийстве дяди и прочих преждевременных смертях в роду Ин Тарри. У вас материалы дознания по инциденту свихнувшейся живки, которая сожгла мое имя, чтобы я умер… Не сработало, вы спрашивали много раз, почему. Потому что Куки. Это настоящий ответ. А его имя… он просил и требовал звать его по урожденному, но для меня он Куки. Таково мое суеверие. Егор, я недопустимо откровенен сегодня. Но ладно же, понадеюсь, лишнее не попадет в отчет… Моя мать купила дар кукушонка у его отца. Её заветное желание понятно: пока я жив, она блистает, хотя прежде была приживалкой. Брак сиделки и умирающего… я понимаю подпись на том договоре, как результат шантажа, где я был главным аргументом, увы. Мерзко, как почти все в мире людей, охочих до денег.

Князь остановился и резко развернулся. Поднял руку, по-прежнему сжимающую запястье послушного Якова. Встряхнул, уставился на свои пальцы. Попробовал их разжать по одному, раздраженно бормоча: – Я был последний в роду, один в целом мире. Один на идиотской куче денег, титулов и сказочек о древней крови… Я был мертвый, но очнулся. Тогда сбылось мое желание! Куки – мой брат. Он есть, я в мире больше не один.

– Мики, пошли. Не разжимаются и не надо, – Яков все же погладил золотистые волосы, для этого пришлось встать на цыпочки. Он сразу ощутил себя совсем ребенком и окончательно – дома. – Я уложу тебя и посижу рядом. Расскажу про север и своего учителя. Если не засну, то расскажу. А если засну, поболтаем завтра.

– Завтра, – голос Мики стал жалобным, и это было совсем странно для такого роскошного ангела княжеских кровей. – Точно не сгинешь?

– Обещаю. За эти годы я обидел много хороших людей, увы. Я шустрый. Так сказал один умный старик. Мне и до него говорили много раз, но, может быть, я наконец услышал. Я постараюсь не шустрить. Хочешь, пожарим мясо в любом камине на выбор. Хочешь, оденусь как тебе раньше нравилось и сяду за рояль. Только не болей.

Князь ссутулился и побрел темными коридорами, отмахиваясь от попыток слуг включить свет, подать домашний костюм, воду, успокоительные капли… Егор крался тенью, отставая шагов на пять. Он замер на пороге спальни, хмурясь и наблюдая невиданное: князь заползает под одеяло одетым, кое-как сняв туфли. Бормочет, жалуется, зевает и по-прежнему не отпускает руку чужака. Наконец, затихает и засыпает…