— Ох, прости! Тебя-то я и не разглядела! Артем, оказывается, у тебя кто-то есть! Зачем же ты меня приглашал?

— Как это приглашал? — Фиолетовые лужицы чернил готовы выплеснуться через край.

— В гости, — невинно говорит Люська. — Ты что думаешь, тебе одной сюда можно?

— Артем! — поворачивается Виолетта к инженеру. — Ты ее приглашал?

— Видишь ли… — Тот словно что-то жует губами.

— Каждый вечер мы собираемся у кого-нибудь в комнате, — невинно говорит Люська. — Ну у нас, у кого бессонница. Сегодня, например, у меня. Я хотела посидеть с Артемом у него, но Яков Савельевич сказал, что у него тоже сон пропал.

— Посидеть? — зловеще говорит Виолетта.

— Милая, ты что, всерьез думаешь о своей исключительности? Я тоже женщина, тоже молодая. Почему это тебе можно, а мне нельзя?

— Но ты же… ты…

И тут в дверь снова стучат. На пороге появляется Кучеренко:

— Прошу великодушно извинить. Слышу: за стенкой громко разговаривают. А у меня, как назло, сон пропал. Подумал зайти, показать картину. Закончил. Вот. — Он любовно достает свое творение: — Ну, как?

— Присаживайтесь, Яков Савельевич, — любезно приглашает его Люська.

— Как это присаживайтесь? — возмущается Виолетта. — Артем!

Но инженер не успевает ответить: в дверь снова стучат.

— Войдите!!! — хором все, кроме Виолетты.

Градов на пороге, улыбается:

— Зашел к Якову Савельевичу картину посмотреть, а его нет. А за стеной громкие голоса. Сразу понял, что вы здесь. Что-то спать не хочется.

— Ну вы даете! — Виолетта теперь уже точно в бешенстве. Но в дверь снова стучат.

— Да-да! — кричат все.

В дверь робко заглядывает Серафима Евгеньевна:

— Я, конечно, очень извиняюсь. Мигрень разыгралась, сон куда-то пропал. Зашла к Якову Савельевичу…

— Картину посмотреть, — хором заканчивают Градов и Люська. — А за стенкой громкие голоса. Да, мы все здесь.

— Не помешаю? — Ирисова чуть улыбается уголками губ.

— Ну что вы! — Кучеренко.

— Какой разговор! — Градов.

Когда в дверь в очередной раз стучат, все хором кричат:

— Заходи, Зося! Яков Савельевич показывает свою картину здесь.

Она появляется на пороге:

— Что-то совсем не хочется спать.

— Да вы все сговорились! — визжит Виолетта. — Против меня сговорились! Вы все меня ненавидите! Все! — Она пулей вылетает из комнаты.

Зосе ее даже жалко становится:

— Может, зря мы так?

— Ничего, переживет, — говорит Люська. — Такие особынепробиваемы. Вот увидите: завтра опять засвое возьмется. А сегодня уже вряд ли.

— Спасибо вам, — говорит Артем Арсеньевич. — Посидите у меня.

— В картишки бы! — подмигивает Кучеренко.

И тут Серафима Евгеньевна достает из кармана колоду:

— А! Давайте!

— Они же специальные, гадальные! — хором говорят все.

— Что ж. Выйду отсюда — буду искать нецелованного, — вздыхает Серафима Евгеньевна. — А сейчас сдавайте. На шестерых, в дурачка.

— Трое на трое: мужчины против женщин, — говорит Кучеренко.

— Ну, девоньки, держитесь! — это Люська. — Ночка будет что надо!

— А вы, Люсенька, молодец! — улыбается ей Серафима Евгеньевна. — Придумали, как спасти нашего Артема Арсеньевича.

— Да уж тут фантазии много не надо было, — скромно говорит Люська. Отныне ее шансы выиграть миллион еще больше повышаются.

Сегодня в «Игре» очень весело. Странная вещь, но они все вроде как сдружились. Притерлись друг к другу, стали смотреть друг на друга не как на конкурентов, а как на собеседников. Или кто-то из семерых здорово притворяется? Ирисова, например, профессиональная актриса, и пенсионер не такой уж добродушный дядечка, каким кажется.

Только Виолетта, отколовшись от коллектива, сидит в своей комнате и красит ногти. Потом долго занимается своей прической, укладывает волосы и так и этак. «Господи, ночью-то зачем?» — думает Люба, готовясь выключить телевизор. Те шестеро в комнате у инженера Суворова расходиться не собираются. Сидят, режутся в карты, хотя на дворе уже глубокая ночь. Да им-то что: утром можно спать сколько влезет. День, ночь, без разницы, лишь бы время быстрее прошло.

В субботу, едва открыв глаза, Люба машинально включает телевизор. Потом смотрит на часы: восьми еще нет! Титры на экране гласят:

«Прямая трансляция «Игры на вылет».

Виолетта явно решила пойти по стопам Сени Сайкина: показывают спортзал. На полу, там, где валяется канат, еще лежат кусочки осыпавшейся штукатурки и потолочного перекрытия. После несчастного случая с Сеней сюда никто так и не заходил. Виолетта ничего убирать не стала, она ленива и старательно занимается только своей внешностью.

Она появилась в спортзале в обтягивающем трико, начала разминаться. О фигуре заботится. Все-таки природной грации ей не хватает. Сеня, тот просто завораживал, а блондинку Любе отчего-то жалко. Она в неплохой физической форме, но на балерину не тянет. Стоит у шведской стенки, ноги задирает неумело, и никакими занятиями хореографией здесь и не пахнет. И чего ее сюда понесло? От скуки, что ли?

В восемь часов идет блок новостей. А все-таки увеличили на один час время прямой трансляции! Но теперь все, до вечера. Люба смотрит в окно: на улице метель. Прикидывает, чем бы заняться. Может, сходить в парикмахерскую? Неохота из дома вылезать в такую погоду. Да и толку-то от новой прически? Все равно надо потом надеть шапку, все примять, потом лень будет расчесывать и вновь укладывать волосы.

«Ничего, день как-нибудь пройдет», — думает Люба. Ей даже лень кому-то звонить. Кому надо, тот сам отыщется.

Телефонный звонок в ее квартире раздается около двух часов дня.

— Ты слышала? — напряженно спрашивает Стас.

— О чем?

— Последние новости «Игры»?

После того как начались новости, Люба переключила телевизор на другой канал. Сейчас по нему идет какой-то старый, добрый фильм. О любви.

— Нет, ничего не слышала. Пауза.

— Стас, что?

— Только не кричи громко. Суворов умер.

— Как умер?!

— Несчастный случай.

— Не…

— Черт! Сообщили утром, часов в девять. Сказали только сейчас. Его смерть записана на видеокассету, но телезрителям еще не показывали. Черт!

— Очередное убийство? — шепчет Люба.

— Я сейчас приеду.