Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К некоторому ее разочарованию под видом озера прятался вовсе не роскошный замок. Чары скрывали всего лишь старую кособокую башню, полуразрушенную под натиском буйной зелени, что облепляла ее со всех сторон. Похоже, она до сих пор не рухнула из-за того, что деревья, выросшие под самыми ее стенами, эти самые стены и поддерживали своими стволами. Ветки беззастенчиво выдавили окна, впились в щели между кладкой, разрастаясь и кроша камень. Конусная крыша сияла проломленной дырой. Милена поморщилась: немудрено, что плененной душе в этой башне было так тошно. Снаружи-то на это запустение смотреть невесело, не то что сидеть внутри взаперти.
У подножия башни царевна с удивлением обнаружила маленькую деревеньку в десяток лачуг. Причем маленькую в прямом смысле слова: домишки вдвое ниже, чем обычно строят люди. Небольшие дверцы, окошки-дырки. По узенькой короткой улочке разгуливают гуси и куры. Собачьего лая не слыхать, похоже, здесь псов не держали, что Милене только на руку. Коров, коз, овец и лошадей тоже не было. Вскоре она поняла, отчего так: деревеньку населяли существа-коротышки в половину человеческого роста. Таким мелким хозяйкам с обычной козой было бы трудно управиться, а про лошадей-коров и говорить нечего.
Соблюдая крайнюю осторожность, Милена прокралась ко входу в башню. Пока хоронилась под сенью зарослей, продвигаясь быстрыми перебежками от дерева к кусту, от куста к заборчику, она успела разглядеть обитателей деревеньки, занятых своими повседневными заботами. Мало что низкорослые и длиннорукие, так еще и с зеленой кожей! И почему-то все только женщины, если судить по залатанным платьям и по платочкам, повязанным на головы поверх ржаво-рыжих курчавых волос, даже на вид жестких как проволока. На лицо чисто поросята: глазки маленькие, носы пятачком, щечки кругленькие, вот только не румяные, а зеленые в желтоватую оливковость. Милена поудивлялась таким невиданным существам, но умеренно, ибо те же поночуги куда удивительнее. И юркнула в проход башни.
В башне против ожидания оказалось не совсем всё запущено. Во всяком случае лестница, ведущая наверх, была вполне способна выдержать вес любопытной царевны. И заросли прорежены эдаким коридором ровно в рост зеленых человечков, так что Милене приходилось подниматься, пригнувшись, чтобы не цепляться волосами за густое сплетение колючек и сучков.
Она шла на голос, и неслышный зов, звучащий в ее голове, делался всё отчетливее с каждой ступенькой. Хотя пройти мимо не получилось бы никак: лестница вывела ее к большому залу, занимавшему всю ширину башни.
Как она и видела снаружи, высокие окна лишились рам, от некогда сиявших разноцветьем витражей остались осколки, а в проемы пролезли толстые ветви деревьев и лозы вьющихся растений. Весь зал был буквально пронизан ветвями и веточками, засохшими и живыми. Годами копившаяся паутина белела тут и там. Милена даже заметила несколько птичьих гнезд и беличью норку. А еще здесь были сундуки, сломанные пустые и запертые крепкие. Полки, на которых пылились осколки сосудов и бутылей странной формы. Остатки простой грубой мебели.
Посреди безмолвствующей разрухи стояла статуя. Очень необычное изваяние: узкий силуэт, задрапированный складками серого балахона. Поднятые вверх руки, словно статуя пыталась защититься, остановить направленный на нее удар. Кисти худые, пальцы длинные, как у скелета, запястья тонкие с выпирающими косточками суставов. Из-под низко опущенного капюшона видны только волосы. Много волос! Очень много.
Каскад тускло блестящих прядей паутинными нитями струился по плечам, по спине, огибая капюшон, по складкам балахона, подтверждая, что статуя не всегда была истуканом. У каменных изваяний такого богатства не бывает. Серые, цвета стали, с отчетливым фиолетовым отливом. Настолько длинные, что ниспадали до пола, змеились вокруг изножия, где подол балахона сливался с накопившейся за долгое время пылью и древесной трухой — и тянулись дальше. Некоторые пряди были заботливо развешены на низких ветках, точно праздничные гирлянды. Более того, некоторые были заплетены в причудливые косички и украшены бусинками, ленточками или пестрыми птичьими перышками. Судя по высоте, на какую вешались пряди, волосами занимались всё те же зеленолицые бабёнки.
— Ты меня звала? Я пришла! — потоптавшись на пороге, Милена решилась обратиться к статуе. И тут же подумала, как нелепо звучит ее живой голос среди этого странного святилища. А именно на святилище это было больше всего похоже: перед статуей лежали кучкой засохшие цветы, сморщенные плоды дикой яблони и почему-то сосновые шишки.
— Чем я могу тебе помочь? — продолжила Милена. — Я почувствовала твою боль и печаль и явилась сюда. Дай мне знак какой-нибудь, что ли. Что мне для тебя сделать?
Она подошла к статуе вплотную, пусть для этого пришлось отпихнуть ногой в сторону ворох «приношений». Положила ладонь на грудь нерукотворному изваянию. Никаких сомнений, запертая в окаменевшем теле душа ее услышала, затихла в смущении и непонимании. Плач смолк, еще когда царевна поднималась по лестнице. Статуя напряженно ждала, и если бы могла дышать, затаила бы дыхание.
— Бедняжка, тебя кто-то заколдовал, — произнесла Милена.
Она дотронулась до капюшона и обнаружила, что тот сделан вовсе не из камня, как показалось на первый взгляд. Тяжелая ткань, сыпля струйками пыли под ее рукой, соскользнула с головы статуи назад, упала на плечи. Милена обрадовалась, что вот сейчас наконец-то увидит лицо той, кого узнала «понаслышке»… И недоуменно подняла брови — лица несчастной она всё равно не увидела. Мешали волосы, которые под тяжелым капюшоном сами собой сплелись в плотный покров.
— Э-э, так и не поговоришь толком. Где глаза-то? — проворчала царевна.
Она привстала на цыпочки, так как окаменелая пленница оказалась