— Пусти меня, Витя, — бросился на Фиму Женя, но я закрыл Ефима своим телом, недавая Корзуну добраться к другу.

Мы сцепились в клинче, в котором Женя будто бы и не замечал меня. Вся его злость была направлена только на Ефима. Женя смотрел мне поверх плеча, тянул руки, пытаясь схватить Фиму.

— Пусти. Из-за него нам всем хана.

— Женя, ну! — Оттолкнул я его наконец. — Успокойся!

Он отступил. Глубоко дыша, стал ходить передо мной, как бешеный бык перед оградой.

— Он убил авторитета, Витя, — Сказал Корзун. — Убил одного из Черемушевских верхов. Знаешь, что это значит? Знаешь, чем все это нам аукнется?

— Я поступил правильно! — Не успокаивался Ефим. — А как бы ты поступил на моем месте⁈ Что, разве не так⁈ Не так бы⁈

— Знаю, я прекрасно знаю, — стоя между ними и глядя Жене в глаза, сказал я.

— Его убьют, а вместе с ним и всех нас. Нам не отвертеться, — продолжал Женя, будто бы и не нуждаясь в моем ответе. — Это только вопрос времени. Скоро они поймут, и тогда нам конец.

— Мы не станем отвертываться, Женя, — возразил я.

— Я знаю. Потому и говорю, что нам всем конец, — покачал головой Женя. — Он убил всех нас, Витя. Нам просто кранты. Как только пацаны с Черемушек узнают они…

— Я поступил правильно, — уже тише, но все еще также убежденно повторил Фима.

— Из-за него у нас будут проблемы, это правда, — покивал я. — Но уже поздно сетовать на то, что сделал или не сделал Фима. Все уже произошло, назад дороги нет. И разлад внутри самих себя — худшее, что может с нами случиться. Дом, разделившийся внутри себе, не устоит. Не нужно вносить раскол. Нужно решать проблему. Нужно подумать и решить, что делать дальше. А то, что ты задумал, Женя, до добра не доведет. Как минимум бить его — бессмыслица.

Женя пристально смотрел на меня несколько мгновений. Потом проговорил:

— Пусти. Я просто всеку ему разок.

Еще секунду я смотрел в глаза Жене. В них все еще пульсировала ярость, но сила ее явно поутихла. Обернувшись, я взглянул и на Фиму. Еще миг назад напружинившийся чтобы защищаться, теперь Ефим застыл. Медленно опустил руки, потом плечи. Наконец, он отвел глаза.

Не сказав ни слова, я просто отступил, отошел в сторону, давая Жене проход.

На мгновение они застыли друг напротив друга. Потом Женя сплюнул, выругался матом и просто вышел из комнаты.

Как только Корзун исчез в дверном проеме, Фима размяк. Он медленно опустился на матрас, сел, оперся лбом о ладонь.

— Женя прав, — вдруг сказал он. — Я накликал беду на всех. Но разве мог я поступить иначе? Разве кто-нибудь из нас поступил бы иначе? Дело касалось Маши. Разве ж я не прав?..

— Думаю, каждый защищал бы своих в такой ситуации, — обернувшись, согласился я. — Но ты, Фима, сделал глупость и правда навел на нас беду.

— Хочешь, побей меня, — сказал он, понурив голову.

— А толкну? — Я глянул на Фиму. — То, что ты сделал, уже не воротишь. Будем выкручиваться.

— А Женя?..

— Остынет. Еще Степаныч не знает. Уж он-то прописочит тебя по первое число. Еще будешь просить, чтоб Женя вместо этого тебе рожу набил.

— И что же делать? Что же мне делать, Витя? — Фима поднял на меня Фима блестящие молодые глаза.

— Для начала все рассказать, — я приблизился, сел перед ним на корточки. — Ты упомянул, что видел нескольких авторитетов, так?

— Так.

— Но погибли только двое? А остальные?

— Был еще один, — вспомнил Фима. — Я не знаю, кто это. Но он подогнал буханку и стал выносить наркоту из гаража, грузить ее в машину. Потом все уехали.

— Хм… — Я задумался. — в Черемушенской ОПГ разлад. Кулым против наркотиков. А ты взорвал Сливу — одного из тех, кто мечтает торговать герычем в городе. Вот только что Слива там делал? Приехал лично проследить за тем, как перевезут наркоту? Вряд ли. Не по чину дело. Да и кто будет заниматься наркотой сразу после покушения? Если все так, как ты говоришь, то это было похоже на грабеж. Что, если Слива приехал на сделку, которая пошла не по плану. Прошла не по плану, из-за тебя, Фима.

— О чем это ты, Витя? — Удивился он.

— Слышал такую поговорку: враг моего врага — мой друг?

— Ну, — Он кивнул.

— Ну вот. Во всей этой заварушке мы точно не враги Кулыму. У него есть другие. Так мы и вырулим из всего этого дерьма.

* * *

Стоянка ресторана Павлин. Тем же вечером.

— Ну что ты, Кулым? — Седой поправил шарф. — Мож зайдем ко мне? Коньячка выпьем? Сливу помянем.

— Я к тебе по делу приехал, — сказал Кулым

Авторитеты встретились на стоянке у Павлина, ресторана, принадлежащего Седому. Кулым совсем не удивился, что как только он вышел из машины, Седой был уже тут как тут и ждал его у входа, встречал лично. Кажется, ему быстро сообщили о визите старого авторитета, и решил встретить его сам, чтобы направить разговор в правильное русло, перехватить, так сказать, инициативу, чтобы не быть застигнутым врасплох. Кулым не собирался отдавать эту инициативу в чужие руки.

— Не хочешь товарища поминать? Не дело, — суховато проговорил Седой.

Несколько его людей ждали за спиной авторитета. Внешне холодные, словно статуи, они прямо-таки излучали беспокойное напряжение. Оно возросло, когда люди Кулыма тоже вышли из машин.

— Слива еще не в земле, еще не отпетый, а ты уже поминаешь?

Седой не ответил, только поджал пухлые губы.

— Я к тебе по делу, — повторил Кулым.

— Ну, пойдем тогда и просто посидим внтури. Поговорим о твоем деле.

— Разговаривать будем здесь, — настоял Кулым.

Седой вздохнул. Нахмурил полное лицо. За его спиной стоял Косой. Он скрестил руки на груди и выглядел бы бесстрастным, если бы не глаз.

— Чтоб все слышали, значит? — Кивунл Седой.

— А тут все свои. Чужих ушей у нас нету.

— Ну ладно, — ответил Седой помолчав. — Не доверяешь, значит. Боишься, значит. Ну