Возможно даже была готова унизиться, умолять его повторить свое «щедрое» предложение. Была бы согласна на секс… Безумие. Но оказывается из человека можно быстро сделать покорное безвольное существо, готовое подчиниться чужой воле.

Так что, получается Огнев мне услугу вчера оказал, не став слушать? Может я еще и поблагодарить его должна?

Потом еще и «маленькую смерть» подарил…

Чувствую, как начинают гореть щеки от воспоминаний…

А еще он обещал мне разговор с мамой. Когда вспоминаю об этом, уже ни о чем другом не могу думать.

— Доброе утро, — в комнату, постучав, заглядывает Катерина. — Влад Георгиевич ждет вас в столовой на завтрак.

Первым возникает желание сказать что я не голодна. Но снова напоминаю себе о маме. Что она бедная думает обо мне? Наверняка места себе не находит. Адвоката теребит. Влад, кстати, странно отреагировал на мои слова про Юрия Дмитриевича. Словно Волконский… мне так неприятно даже мысленно предполагать такое… но ощущение будто мой адвокат… работает на Огнева! Ужасная, чудовищная мысль от которой мир становится еще более зыбким и непредсказуемым!

Огнев сидит за длинным столом в просторной светлой столовой, куда Катерина привела меня. Служанка ждала, когда я умоюсь и приведу себя в порядок, при этом ничем не выдавала своего нетерпения, не просила поторопиться. У меня мелькнула мысль послать подальше Катерину, и через нее, мысленно, Огнева. Я не кукла, чтобы мне приказывали, когда спать, когда есть. Но заставила себя сдержаться. Глупо вести себя как истеричка. Заманчиво, но глупо.

— Доброе утро, — произношу холодно, переступив порог столовой.

— Доброе, — кивает Огнев. — Как спалось?

Получше чем в камере. Это первое что приходит на ум, но я подавляю желание так ответить. Провокацией я вряд ли добьюсь чего-то. Как и постоянным напоминанием своему тюремщику, как ненавижу его.

— Спасибо, нормально. Приятного аппетита.

— Приятного аппетита Влад. Ты можешь называть меня по имени, Станислава.

Киваю, сглатывая ком в горле. Мне совсем не хочется называть его так. Это слишком… близко. А я не хочу близости с этим мужчиной. Ни в каком виде.

Проблема в том, что он меня не спросит.

— Садись, поешь.

Выполняю его приказ. Катерина тут же ставит передо мной тарелку, кладет приборы, начинает расспрашивать что я хочу. Останавливаюсь на геркулесовой каше и домашнем йогурте с кусочками свежих фруктов. Но сначала выпиваю стакан воды. Наливаю еще один, опустошаю наполовину. Привычка, всегда так начинаю утро.

Почему Огнев решил устроить эту совместную трапезу? Мы как пародия на семью.

Но конечно, я не стану спрашивать его об этом.

— Тебе нужно более калорийно питаться, — бросает словно невзначай Огнев.

— Зачем? — удивленно вскидываю на него глаза.

— Слишком худая. А, да, я забыл, что ты модель.

Произносит это слово унизительно. Чувствую, как щеки начинает покалывать жаром.

— Я не только модель. Учусь на экономическом. Хотя не знаю, что будет сейчас с моей учебой…

— Решим. Если будешь послушной девочкой.

И в этом поможет? Хотя, олигархам, наверное, все подвластно…

— Про звонок маме… ты не шутил? — спрашиваю осторожно.

— Почему ты меня в этом подозреваешь? — отвечает вопросом на вопрос.

— Я очень хочу поговорить с ней…

— Сначала доешь свою кашу, — произносит с насмешкой. Словно с ребенком разговаривает. — Ты ведь понимаешь, что маме не стоит рассказывать обо всем?

— Разумеется! Я ни слова про этот дом не скажу… Как и про то, что меня в тюрьме хотели изнасиловать…

Эти слова вырываются помимо воли. Тут же жалею о них. Вот зачем, зачем я это рассказала?! Лицо Огнева мрачнеет. Черты заостряются. Он как никогда похож на хищника в эту минуту.

Какое-то время едим молча. Я торопливо опустошаю свои тарелки. Выпиваю апельсиновый сок, который Катерина поставила передо мной не спрашивая. Наконец, позволяю себе отодвинуть тарелку.

— Большое спасибо, я наелась. Можно мне позвонить?

— Хорошо. Сейчас Катя принесет тебе телефон. Можешь набрать кому захочешь. Успокоишь всех, что с тобой хорошо в тюрьме обращаются. Только адвокату не звони. Я найду для тебя другого.

— Почему?

— Это важно? Ответ тебе может не понравиться.

— Потому что он работает на вас?

— Станислава, тебе нужно верить хоть кому-то. Можешь оставить своего адвоката, но вспомни, что он ничего не сделал, чтобы вытащить тебя оттуда. Я же, в свою очередь, твердо обещаю, что сидеть ты не будешь. Хочешь контракт на бумаге? Так тебе будет спокойнее? Или можем просто пообещать друг другу короткое взаимовыгодное сотрудничество. На словах. Результат будет один.

Верить ему? Как можно поверить зверю? На дне черных глаз затаилась опасность. Смотрит пристально, так что начинаю ерзать под его взглядом. Ему незачем давать мне обещания. Он может взять свое силой. Может сделать со мной что угодно, и он это уже продемонстрировал. Наверное, я доверчивая идиотка, но искренне считаю, что хуже быть просто не может.

— Мне нужно уехать по делам. Займись пока чем-нибудь. В доме есть бассейн, спортзал. Библиотека. Надеюсь, скучать не будешь.

По тебе? Точно нет.

Огнев снова удивил меня — на этот раз тем, что не пожелал присутствовать при обещанном мне разговоре. Сразу после завтрака он уехал, а я поднялась в свою комнату. Почти сразу ко мне вошла Катерина с мобильным в руках.

— Вы не обижайтесь, но хозяин велел, чтобы я не уходила, — смущенно признается служанка. — Но я не буду вслушиваться. Просто потом заберу телефон…

— Мне все равно, — пожимаю плечами.

Набираю маме, и только слышу ее «Алло» понимаю, что начинаю плакать.

— Мамочка…

— Стася? Детка… Это правда ты?! — восклицает мама. — Малышка моя, боже, я с ума схожу… Не знали что делать, всю ночь возле кабинета следователя с Сашей просидели… Почему не дают свидания? Хоть телефон дали, изверги! Как ты, детка? Держись, пожалуйста… — мама произносит все это торопливо, взахлеб. Хорошо, что она много говорит, потому что я — не могу. Меня душат слезы. Приказываю себе собраться. Этот звонок прежде всего ради того чтобы успокоить маму. О жалости к себе я потом подумаю, поплачу.

— У меня все хорошо, мамочка. Честное слово, правда! Все хорошо… Насколько возможно, конечно. Тут… нормальные условия. И следователь хороший. Мне кажется, есть шанс, что я выйду.

— Как я молюсь об этом, девочка! Мы все только об этом и можем думать. Только об этом… Бедный Саша, на