Завершив стенания тяжким скрипом, дверь наверху затворилась. Лаврентий выскочил наружу. Варвара, отдохнув немного и придя в себя от впечатлений, встретила его с улыбкой.

— Удостоверился? — спросила она.

— Как сказать, — присел он рядом.

— А наверху свет зажгли. Видел окошко?

Он задрал голову. Действительно, угловое окно слегка осветилось за глухой драпировкой.

— Ждать будешь?

— И не знаю.

— А если они до утра?

— Не ворвусь же я к ним в квартиру! — брякнул он первое, что пришло на ум.

— Нет. Я до утра здесь не останусь. Побежала за тобой сдуру. С меня хватит. Ты как хочешь. Дожидайся своих дружков-бабников, а мне начхать.

— Иди, — что он мог еще сказать.

— Я замерзла, — Варька прижалась к нему, обхватила руками, ей уже было наплевать на испорченные босоножки. — Пойдем, Лавруш. Ну их ко всем чертям, бабников этих! У нас своя любовь.

— Ну какая все-таки ты дура, Варьк, — оттолкнул он ее. — Я бежал за ними, чтобы это узнать? Бабами их интересовался?

— А то че ж? — беззаботно опять обняла она его.

— Да-а-а, — он затих в ее объятиях, не противясь больше. — Тебя, Варвара, не переделать.

— Да, я дура, — не обиделась она. — Расскажи тогда сам. Только холодно здесь. Пойдем домой. Там и расскажешь все.

— Нет, — попытался он выскользнуть из кольца ее рук. — Я никуда отсюда не уйду, пока они не появятся.

— Это почему же?

— Так надо.

— Ну вот что, если тебе наплевать на меня, то подумай хотя бы о своем здоровье.

— А в чем дело?

— Ты босиком! Где твои «домашки»? Боже мой! — Варька всплеснула руками, она только теперь обратила внимание, что на его ногах, кроме комьев спекшейся грязи, ничего не было. — Ты простынешь! Завтра — прямиком в больницу! При твоем здоровье!.. Домой! И только домой!

— Ничего не случится, — попытался вразумить он ее, но совладать с разбушевавшейся не на шутку, измученной, с издерганными нервами женщиной ему оказалось не по силам.

Шум мог привлечь людей с улицы. Варвара, разойдясь, выступала уже в своем амплуа.

— Хорошо, хорошо, — обнял он ее. — Сейчас я что-нибудь придумаю. Успокойся.

Но что он мог сделать? Ничего путного в голову не шло. Крутились рваными эпизодами тревожные мысли. И все вокруг Светкиной внезапной смерти, вокруг Вадима и Эдика, уже мучившихся безвинно за решеткой!..

— Хочешь, я останусь здесь, если тебе так важно их дождаться? — сжала она его холодные руки своими горячими. — А ты беги, обуйся. Они выйдут — я их попрошу задержаться до тебя.

Он недоумевающе уставился на нее.

— Беги! Ты успеешь.

Он молчал, не находя нужных слов, чтобы объяснить.

— Ты успеешь вернуться. Они только вошли. Не затем же они сюда перлись, чуть ли не на самый край города, чтобы через десять минут умчаться назад?

«Неужели она ничего не поняла? — обожгла его опять гневная мысль, он даже задохнулся от негодования. — “Ушастый” и Димыч! Почему они оказались вместе в то время, когда нелепо, совершено неизвестно почему погибла Светка? Когда неразлучные друзья, Вадим и Эдик, вдруг в кровь разодрались и теперь в тюрьме, а Димыч носится с “ушастым” по городу!..»

Лаврентия вдруг осенило. Словно молния пронзила его воспаленный мозг, мечущийся в поисках ответа на все эти вопросы. Он вспомнил, где видел раньше этого «ушастого». Как же! Как он прежде его не узнал, еще при первой встрече? Когда тот приперся к нему в квартиру с ужимками, странными намеками и повадками крысы, разыскивающей сыр?

Ваня учился с ними в институте одно время, старше был на два курса. Его все кликали Ваньком. Но, хотя и в то время был он таким же, как сейчас, маленьким и ушастым, он уже тогда славился шустрым характером и везде поспевал быстрее всех, как мышь. Он и запомнился этим — быстрее всех подметил Светку, первую красавицу курса, а впрочем, и всего института, и тут же подрулил к ней. Но на нее уже положил глаз Эдик Мартынов, потом Вадик, верный друг, «ушастому» наладил лыжи, навсегда его отучив заглядываться на девочек младших курсов; обошлось без бокса, хватило словесного внушения. И про «ушастого» они все забыли. Тот, кстати, через два года пропал совсем с их горизонта. И вот возник, объявившись в другом качестве. Теперь и бокс ему не помеха. Но Светки нет!.. А он появляется опять… и как раз по этому поводу… Ведь именно он принес страшную весть о ее смерти!..

— Лаврушка! — толкнула его в бок Варька. — Лаврушка! Что с тобой? Очнись! Ты спишь!

— Что? — действительно, словно со сна, очнулся он от воспоминаний. — Что случилось?

— Свет погас! Смотри! — Варька замахала рукой на окно верхнего этажа.

Мрачный дом снова почернел и погрузился в прежний свой сон.

— Давай уйдем отсюда, — потащил он за собой Варьку со скамейки.

— Куда? — не сразу поняла она, упираясь. — Ты же хотел встретиться?

— Пойдем, пойдем! Быстрей, — увлек он ее к углу дома и прячась за ближайшее дерево.

— У нас будет время пообщаться. Пока поглядим. Ты любишь сюрпризы?

— С чего это ты?

— Полночный сюрприз, — ухмыльнулся Лаврентий. — Сейчас мы их напугаем.

Из подъезда вышел Димыч. Его Лавр узнал сразу. Днем или ночью, в толпе или нарядившись, как клоун в цирке, тот промелькнуть неузнаваемым не мог. Борода выдавала верного дружка.

— Не спеши, — шепнул в ухо Варьке Лаврентий, та готова была уже выскочить из засады.

— Всех ждешь? — прыснула она.

— Не время.

Гардов между тем постоял, прислушался, поглазел по сторонам, сунул руки в карманы и заторопился по дороге, больше не поднимая головы, никого не дожидаясь.

— Эй! — почти крикнул ему вслед Лаврентий, но крик замер в горле, так и не огласив двор, а сам Лаврентий застыл как каменный, не веря своим глазам.

Из подъезда выскочила, прямо выпрыгнула, как это она одна могла делать, Инка Забурунова! Она так же поплясала, покружилась на одном месте, словно выполняя заученную команду, оглянулась по сторонам, хлопнула себя ладошками по бедрам, обтянутым дырявыми джинсами, и бодро поскакала со двора в противоположную от Димыча сторону. Когда она шмыганула мимо их дерева и скрылась за углом, Варька живо ткнула его в бок локтем, повела носом и не стерпела:

— А я что говорила? «Пани Валевска»![16] Учись, доктор!

Только полное отупение спасло Лаврентия от непоправимого — он готов уже было броситься за Забуруновой, но из подъезда неторопливо вышел «ушастый». Он постоял, походил, задумчиво поглядывая на темное окно дома, достал сигареты и присел на скрипнувшую под ним скамейку.