Но вместо этого он только произнес:

– Если Элвера оборвала свою собственную жизнь, аббатиса, значит, ее жизнь пошла столь ужасно вкось, что она сама посчитала недостойным продолжать земной путь. А за это, согласитесь, вы не можете винить себя.

Некоторое время Элевайз не отвечала. Затем, едва слышно вздохнув, она произнесла:

– Нужно, чтобы ее тело принесли в аббатство.

– Не сейчас. – Жосс словно со стороны услышал в своем голосе настойчивые нотки. – Я лишь мельком осмотрел ее. Давайте вернемся туда вместе. Возможно, там найдется что-то, о чем нам следовало бы знать.

Аббатиса пристально смотрела на Жосса. Казалось, она не слышала его, и Жосс подумал, что Элевайз не в себе. Но вдруг она резко встряхнулась и сказала:

– Конечно. Показывайте дорогу.

Аббатиса свернула с тропинки, прошла к жилищу братьев-мирян, и Жосс расслышал, как она сообщила одному из них о новой смерти.

– Немного погодите и следуйте за нами, – сказала она. – И захватите что-нибудь, на чем можно перенести тело.

Брат бросил взгляд на Жосса, тихо произнес несколько слов и исчез внутри помещения. Вскоре он появился снова, держа в руках коричневую накидку, и кивнул в сторону Жосса.

Аббатиса подошла к Жоссу и передала ему накидку.

– От брата Савла с наилучшими чувствами, – сказала она.

– Простите, что предстал перед вами в таком виде, – запоздало извинился Жосс, одеваясь. – Я прикрыл своей туникой ее лицо.

Аббатиса кивнула. И затем в молчании они направились к Элвере.

Именно аббатиса Элевайз заметила пятна на горле Элверы, и только лишь потому, что Жосс из деликатности предоставил ей развязать ворот накидки и обнажить мягкую, молочного цвета кожу.

Жосс внимательно осмотрел руки девушки. Правая, которая подверглась воздействию воды, была безжизненно белой и сморщенной, но левая в воду не попала, она оставалась на сухой земле, и что-то здесь смущало Жосса. Он хотел было поделиться своими соображениями с аббатисой, как вдруг увидел, что Элевайз чем-то поражена.

– Что? – спросил он. – Что такое?

Элевайз указала рукой.

У Элверы была длинная, тонкая, изящная шея. На горле, на небольшом расстоянии друг от друга, ясно вырисовывались два отпечатка больших пальцев. А на нежной коже позади и чуть ниже каждого уха – по два ряда других пальцевых следов.

Элевайз наложила свои пальцы на эти отпечатки. Кто бы ни совершил преступление, его руки были гораздо больше.

– Ее задушили, – тихо произнес Жосс. – И я бы сказал, что сделал это мужчина.

Аббатиса гладила поврежденную шею так нежно, будто пыталась утишить причиненную девушке боль.

– Задушили, – повторила она. Затем, подняв глаза, встретила взгляд Жосса. – Да поможет мне Господь, но я очень, очень рада. Я так боялась, что она убила себя, – быстро сказала Элевайз.

Жосс понял, что она имела в виду. Но он также знал и другое (даже недолгого общения с аббатисой было достаточно, чтобы это предположить): очень скоро она осознает смысл только что произнесенных ею слов.

Ему не пришлось долго ждать. У аббатисы перехватило горло. Она замерла, затем прижала руки к лицу и сквозь них прошептала:

– Что я говорю?! О Господь мой Всевышний, прости меня!

Он смотрел на нее, полный сочувствия, и не знал, что делать; казалось, самое лучшее – не делать ничего, притвориться, будто ничего не заметил. Жосс с горечью усмехнулся – едва ли это возможно.

Через некоторое время он заговорил:

– Аббатиса, я не хочу мешать вам, но брат Савл…

Она опустила руки. Ее лицо было мертвенно-бледным, а в глазах была такая боль, что у Жосса сжалось сердце.

– Благодарю вас за напоминание, – очень тихо сказала она.

С видимым усилием Элевайз овладела собой. Она склонилась над телом Элверы и, словно заботясь о спящем ребенке, поправила тунику Жосса на голове девушки. Затем, поднявшись, обернулась, чтобы взглянуть на тропинку, ведущую к святыне.

– Брат Савл уже идет сюда, – сказала она почти обычным голосом.

Жосс тоже обернулся.

– Да, вижу.

Вдруг он вспомнил о великом множестве следов на том месте, где была найдена Гуннора, следов, уничтоживших все признаки, которые мог оставить убегающий убийца. Жосс быстро подошел к Савлу и коротко переговорил с ним. Затем, чувствуя на себе взгляды Савла и аббатисы, начал медленно продвигаться по тропинке в обратном направлении.

Низкая трава на тропинке высохла, земля окаменела, и шансов найти здесь хоть что-нибудь было немного. Но Жосс заметил, что высокая трава между тропинкой и прудом примята – словно чья-то нога, оступившись, скользнула вбок, на более рыхлую землю у воды.

Едва смея надеяться, Жосс опустился на колени и двинулся дальше на четвереньках.

Очень осторожно он раздвинул высокую траву. И увидел совершенно отчетливые следы ног. Кем бы ни был убийца, он оставил на мягкой земле три… четыре… пять следов. Возможно, он оглядывался, не в силах отвести глаза от того, что оставалось позади него, и не заметил, что бежит не по тропинке. Но он определенно бежал, в этом не было никаких сомнений. Пятки не оставили следов, зато мысы глубоко впечатались в рыхлую почву, как будто человек отталкивался от земли изо всех сил.

Жосс внимательно осмотрел следы.

И постепенно разрозненные части головоломки начали соединяться в цельную картину.

Он встал и пошел к аббатисе, махнув рукой Савлу: теперь брат мог подойти к ним. Пусть сколько угодно людей месят здесь землю – лишь бы они не затоптали следы, найденные Жоссом на берегу пруда. По крайней мере, до тех пор, пока он не придумает способ запечатлеть их форму.

Элевайз поднималась по склону к аббатству позади Жосса и Савла, которые тащили Элверу на носилках. Казалось, ни для того, ни для другого их печальная ноша не была слишком тяжелой. «Может, это те же носилки, на которых принесли Гуннору?» – рассеянно думала Элевайз. Мужчины – Савл держал носилки возле головы Элверы, Жосс возле ног – были погружены в горестные размышления.

Они миновали ворота. Брат Савл повернулся к Элевайз.

– В больницу, аббатиса?

Она кивнула.

– Да, в больницу. Но подождите, Савл, я спрошу сестру Евфимию, где именно мы положим ее.

Аббатиса обогнала мужчин, и тут же сестра Евфимия вышла ей навстречу. Энергичным кивком – Элевайз хорошо знала, что Евфимия всегда справлялась с горем, прибегая к нарочито показной деловитости, – сестра показала на крохотную боковую нишу, не более чем углубление в стене, отгороженное занавесками.

– Туда, пожалуйста, – распорядилась она.

В этой же нише сестра Евфимия обряжала Гуннору.