распределили в наш пятый «б». Это был Месропян Стёпа. Парень как парень, я с ним мало общался. Видимо, его в шестом классе перевели в «д». Помню, что как-то я его заискивающе спросил: «Как тебе понравился наш Кировакан?» — «Дыра», — сказал Стёпа, и мне стало обидно. Да, не Ташкент, но мы же со всей душой…

Был ещё один мальчик, этнический армянин, маленький, щуплый, тихий. Армянского не знал, как попал к нам, не помню. Имя его пока не всплыло из глубин памяти. Он был из Тувы. На карте СССР я быстро отыскал это место. На уроке труда Дмитрий Назарович спросил новенького: — Откуда? — Из Тувы. — О, Тула — большой город! — Не из Тулы, из Тувы, — прокричали мы с мест. — Из Тувы? — Похоже, Динозавр такого места не знал, что не удивительно.

Его, этого мальчика, как и Стёпу, я тоже спросил через какое-то время о Кировакане. Я уже знал, где Тувинская ССР, что за народ там живёт, я ожидал высокой оценки моего замечательного города. Болото, сказал он…

* * *

Это было в четвёртом классе, мы группой ребят по обыкновению возвращались после уроков домой, спускаясь по улице Фрунзе, обогнули угол химзаводского сквера и вышли на проспект. Навстречу нам шла самая знаменитая бабушка города — бабушка Мутафьян. Все школьники нашего времени знали её, приветствовали её при встрече и испытывали непонятное чувство причастности к великому прошлому советского народа. Бабушка Мутафьян видела живого Ленина! Как именно, насколько близко, может она была с теми ходоками из картины Серова, может, выполняла какое-то партийное поручение, — я не знаю. Но думаю, что она была из числа того легиона коммунистов, которых судьба хоть однажды приводила на уличные митинги Владимира Ильича. В хорошо организованной канонизации Ленина как иконы большевизма представителям этого отряда по простому факту биографии выдавался своеобразный карт-бланш на уважаемое и безбедное существование, чтобы свидетельствовать перед подрастающим поколением о «самом человечном человеке».

— Здравствуйте, ребята! — бабушка нас приветствовала первой.

— Здравствуйте, товарищ Мутафьян, — нестройным хором ответили мы.

— В школе были?

— Да-а!

— Пятёрки получили?

— Да-а!

— Пончики ели?

— Да-а!

— Молодцы! Хорошие пионеры!

Бабушка Мутафьян завернула на Фрунзе, наша группа продолжала свой ход, а я думал про себя: «Не все получили пятёрки. И пончиков вообще не бывает в школьном буфете».

Недавно я спросил сестру, помнит ли она нашу героиню. Оказалось не только помнит, но и знает некоторые интересные факты. Папа наш, Арам Сергеевич, оказывается, ежегодно в день 8 Марта заходил с букетом к Мутафьян домой поздравить и передать подарок. Почему, теперь уже не узнать, то ли от профсоюза, то ли от партийной ячейки. Мутафьян была близкой подругой знаменитой писательницы Мариэтты Шагинян, автора «Гидроцентрали», нечитанного мною производственного романа о строительстве Дзорагес.

* * *

Мой экземпляр альбома выпускника открывает моя фотография. Я стою у доски, там написана какая-то алгебраическая формула, будто я на уроке доказываю теорему. Я в белой рубашке с коротким галстуком и в пиджаке. Галстук мне повязал мой дядя Левон, это был мой первый выход в свет в галстуке. У меня густой волнистый волос, юношеский блеск в глазах и едва заметный отцветающий фингал под левым глазом.

Восстановить в подробностях историю этого фингала пока не удалось, у всех участников только обрывки памяти, фрагменты, местами противоречивые. Я изложу только то, что запомнилось мне.

Был какой-то конфликт, но между кем и кем, неизвестно. В конфликте были девятиклассники, один из них был Амо Багдасарян, носатый худощавый парень, задиристый и хамоватый, он жил в здании магазина «Мелодия». Произошла то ли потасовка, то ли разборка на высоких тонах этого Амо с кем-то другим, кого я защищал. Я кинулся разнимать, встал между ними. Тут откуда ни возьмись, появился весьма авторитетный в городе парень старше нас, Шерам, придержал этого Амо, которого знал, и спрашивает, в чём дело. Амо в мой адрес бросил оскорбительный эпитет, я схватил его за грудки, и разъярённо кричу: «Кто? Я?» Шерам с полуоборота наотмашь мне вмазал по глазу с возгласом: «Ты-то кто такой!».

Я не драчун по сути и по жизни, получив удар сразу стушевался, думая, как остаться без синяка. Шерам разогнал собравшихся в разные стороны, просто жёстко сказал: «Пошли с глаз долой!»

И всё это произошло в нашем дворе, прямо перед нашим подъездом. А через четыре дня состоялась фотосъёмка для альбома. Вот такая история.

Выпускной бал

Так получилось, что выпускной бал дал трещину, часть учеников, в частности, наш 10-й «В», решили собраться отдельно на свою вечеринку. Здесь тоже произошло разделение по интересам, группа в 13–14 человек настроилась собраться дома у Светки Захаровой[97]. Другая группа вместе с выпускниками из других классов выбрала ресторан «Урарту».

Торжественная часть проходила в Доме офицеров. Из памяти напрочь стёрлись хоть какие-то воспоминания об этом, ни одной картинки не всплыло и по сей день[98].

Определённо торжественная часть была, там же вручили единственную на весь выпуск-72 золотую медаль Тане Берёзкиной, раздавали ли там аттестаты, или мы их забирали в школе, я не вспомнил. Далее был собственно выпускной бал с танцами и весельем.

Вот с того момента, как я по-английски с чувством некоторой неловкости за незавершённость этого важного события, в составе небольшой группы выпускников вышел из здания Дома офицеров и направился в ресторан «Урарту», — с этого момента частично моя память восстанавливается. То, что я отделился от своих друзей, от «великолепной семёрки», имело простое объяснение. В ту пору я был влюблён в Алекову Армине, её выбор автоматически стал моим, альтернатива не рассматривалась.

Ресторан «Урарту» был на первом этаже девятиэтажного здания, на берегу городского озера. У входа нас встречал директор ресторана, бывший наш физрук Искандарян Жора. Он, как всегда, был хмур и сосредоточен. Для нас в длинную столешницу были сдвинуты несколько столов на сорок персон. Ресторан работал в обычном режиме, были посетители, обычно молодые мужчины, часто полукриминального типа. Мне кажется, тогда в рестораны семейные люди, мужья с жёнами, братья с сёстрами ходили только по поводу юбилеев, преимущественно в отгороженные комнатки, называемые в народе банкетными, для безопасности. В ресторан водили русских туристок, может, офицеры посещали с жёнами, — я эту тему плохо знаю.

Я не помню, пили ли мы шампанское, говорил ли кто какой-либо тост. Несомненно, мы что-то танцевали, но я не запомнил, чтобы я кружился с кем-то в медленном танце. Если бы это было с Бригиттой, я бы запомнил. Карине Кочарян я бы пригласил на танец