Он не сосчитал врагов, но тех, которых видел, было куда больше, чем стрел в колчане. Даже если выпускать их без промаха, каждый раз убивая наповал, все равно поле боя останется за ними. И это плохо. С этим надо что-то делать…

Две стрелы — больше переделать не удалось. Хоть бери и каким-нибудь способом провоцируй убийц на новые выстрелы, после чего собирай трофеи.

Представив, что начнется после того, как он отпустит тетиву, Дирт понял, что две невыносимо мало, нужно куда больше.

Хотя как сказать, ведь против него не дичь неразумная, а люди, привыкшие убивать. Хорошо, если два нормальных выстрела успеет сделать. Для долгого боя не та обстановка, арбалеты там чуть ли не у каждого второго, и, как показал опыт, пользоваться ими они умеют.

Потрогал новый наконечник. Пусть и чуть-чуть, но шатается, несмотря на клинышки и смолу. Это плохо, но не смертельно. Куда лучше мягкой меди.

Проверил натяжку лука. Тетива не ослабла, хоть сейчас на матерого лося иди.

И Дирт пошел.

* * *

Когда дмарты, измученные долгим плаванием и не поддающимся лечению недугом, сразившим почти всех (как будто одной морской болезни было мало), добрались до бухты, прикрытой Сторожевым мысом, здесь, на берегу, очень вовремя обнаружилось приличной площади ровное место. Как раз для селения хватило. Обрыв над пляжем на этом участке отступал, любезно оставляя место домам.

Там, где кручу проточило русло Смородинового ручья, обрыв сходил на нет, сменяясь широкими подъемами. Правый берег зарос так, что самой мелкой мышке трудно пробраться, а вот на левом — лишь редкие кусты. Именно там переселенцы устроили поля и огороды, не трогая лес, нависавший над Хеннигвилем в тех местах, где обрезанная подошва холма подбиралась к околице. Это потом, уже при преподобном Дэгфинне, деревья кое-где срубили для расширения самых плодородных участков, но даже тогда расчистки трудно было назвать серьезными.

К сожалению, жертвой одной из расчисток стала узкая полоска чахлого леса, будто наконечником стрелы нацелившаяся прямо на дом лэрда Далсера. Деревьев там было всего ничего, да и те кривые-косые, зато хватало кустарников. Будь дело пару лет назад, Дирт легко бы подобрался на дистанцию уверенного выстрела, и его бы никто не заметил до того мига, когда пальцы отпустят тетиву.

Теперь деревьев здесь не было, и кустов тоже. На длинных грядках огорода, зажатого между загоном для скота и спуском к ручью, выращивали зелень. Дирт не был карликом. Скорее наоборот, ростом перегнал не только сверстников, но и тех, кто постарше. Плечистым его, правда, не назвать, но все равно подбираться к врагам, используя для маскировки петрушку и горчицу, было чуть проще плавания по бушующему морю верхом на бронзовой сковороде.

Дирт впервые охотился на человека, и ему это не нравилось. Не в том смысле, что он не горел желанием выпустить стрелу в подобного себе — этих тварей он и за людей-то не считал. Вопрос в другом, Дирт понятия не имел, что за повадки у этой дичи, чего от нее следует ожидать.

Смешно, но, имея столь богатый охотничий опыт, он не мог примерить его на себя даже теоретически.

Допустим, возьмем банального рябчика. Вспугнув их выводок, ни в коем случае не следует мчаться следом сломя голову. Чем сильнее напугаешь, тем дальше разбегутся. Посиди не шевелясь, есть неплохой шанс, что через некоторое время они вернутся прямиком к тебе или появятся неподалеку. Птицы ведь не просто так здесь торчали, чем-то это место их привлекло.

На неподвижного человека они, если и заметят, то вряд ли обратят внимание. Выжди момент, подберись, не делая резких движений, замирая при малейшем намеке, что сейчас посмотрят в твою сторону. Если не поторопишься с выстрелом, скорее всего сможешь повторить, а то и не раз. Главное, чтобы наповал валило, максимум, что допускается, — вялые трепыхания крыльев умирающей дичи.

С косулей такой номер не пройдет, если уж напугалась, то умчится далеко и надолго. А вот неподвижного человека скорее всего тоже проигнорирует. Выбирай момент, когда видишь ее затылок, и подбирайся. И главное, под ноги смотри, худший враг охотника на копытных — треснувший сучок и вообще любой звук.

Дирт сильно сомневался, что, если сидеть посреди огорода неподвижно, его, даже увидев, проигнорируют. Человек — не косуля. А вот трещать сучьями можно сколько угодно, до врагов больше сотни шагов, они постоянно говорят друг с другом, что-то выкрикивают, шумно разгребают груды хлама на месте бывших домов, выискивая непонятно что.

Вряд ли они держатся настороже. Дирт не заметил ни одного агрессивного жеста, и арбалеты были не заряжены. Но вот группа, отправившаяся в сторону устья Смородинового ручья, заставила его насторожиться. Держались они как-то угрожающе, и это было непонятно.

Чего они там ожидают встретить? Лягушек опасаются?

Плохо, если умеют читать следы. Чуть выше, на бережку, он сорвал пару огромных лопухов, которыми сейчас и прикрывался. Маскировка так себе, но на фоне яркой огородной зелени, может, и сойдет. Хорошо, что дело происходит не в августе прошлого года. Лето в этих краях обычно дождливое и редко напрягает духотой, но в том месяце сделало исключение. Ни капли за двадцать с лишним дней не выпало, ручей обмелел, а жара стояла такая, что засохли все грибы, даже неистребимых поганок не осталось.

Хотя нет, на прошлой неделе был ливень. Слишком короткий, земле нужно куда больше влаги. Но вчерашний белый гриб — хорошая примета. Они без дождей расти не любят, значит, погода того и гляди изменится.

Огород выглядел не таким пышным, как бывало обычно. Но и не сказать чтобы совсем уж засох. Спасибо хорошей весне, да и начало лета что надо выдалось. Некоторым, правда, тогдашние затянувшиеся дожди поднадоели, зато сейчас пригодились — зелень влагу любит.

Дирт не просто так забивал голову раздумьями о превратностях климатических процессов. Он верил, что агрессивные мысли дичь каким-то образом чувствует. Не раз ведь сталкивался с ситуацией, когда олень за миг до выстрела поворачивает голову, уставившись перепуганным взглядом. А ведь никакого шума перед этим не было.

Но рано или поздно мысли о зелени и прочем пришлось оставить. Дирт подобрался к самому краю обрыва. Его и обрывом-то язык не поворачивался назвать — здесь это просто крутой спуск, поросший травой. Никакой глины с камнями, плотный дерн. Странно, но на листьях и стеблях видны остатки росы. Казалось, прошла вечность с рассвета, но нет же, приметы говорят совсем о другом. Да и светило не успело подняться как следует.

Дальше двигаться уже не просто опасно — это бесшабашная наглость. Пара шагов, и начнется зона, в которой камнепад разнес все. Куски вывороченного дерна, россыпи камней, комья земли. С лопухами в руках он там будет выглядеть растолстевшим тараканом на куске белоснежной бересты.

Между камней, недавно упавших с небес, показалась мордочка мышки-полевки. Глянув на Дирта с укоризной, будто обвиняя его во всем этом разгроме, малышка скрылась.

Вот ведь неистребимое племя.