удовольствия». Он предпочитает пустых светских людей умным литераторам; кабинет его убран, как дамская спальня; ничего не понимая в лошадях и хорошей кухне, он притворяется охотником до лошадей и гурманом; о посетившем его вдохновении отзывается полупрезрительно – «такая дрянь» [ср. образ Приятеля из пушкинского «Отрывка» (1830) («Несмотря на великие преимущества…»).] Часть своих горьких размышлений о звании русского поэта и его положении в обществе («толпе») Пушкин передоверяет Чарскому; так, во время первой встречи с итальянцем-импровизатором (который входит в кабинет как раз, когда на Чарского находит «дрянь») он говорит: «…наши поэты сами господа…».

Но принадлежность к «братству» поэтов заставляет Чарского преодолеть сословные разделения и даже как-то понять отвратительную жадность итальянца. Восторженно выслушав пробную импровизацию на важную для себя тему отношений со «светом» (поэт сам избирает предметы для своих песен), Чарский не только устраивает неаполитанцу вечер у княгини**, но и успевает породить моду на Импровизатора, т. е. использует свои «светские навыки» на пользу – не толпе, но поэзии. В конце концов, согласившись играть роль «в этой комедии», именно он задает итальянцу тему из второстепенного римского писателя Аврелия Виктора, известного лишь знатокам эллинства. И эта тем позволяет Импровизатору создать шедевр о Клеопатре и ее любовниках, готовых купить ночь любви ценою смерти.

Что почитать

А. А. Ахматова. Неизданные заметки о Пушкине / Публ., вступ. заметка, примеч. Э. Герштейн // Вопросы литературы. 1970. № 1.

Н. Н. Петрунина. «Египетские ночи» и русская повесть 1830-х годов // Пушкин: Исследования и материалы. Л., 1978. Т. 8. Есть в открытом доступе: http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/is8/is8-022-.htm?cmd=2.

«Езерский»

(отрывок из поэмы, 1832–1833)

Езерский Иван – коллежский регистратор, чьему «роду», «прозванию», «службе», «чину» и «годам» посвящена незавершенная поэма Пушкина. Рассказ о современном герое предварен его подробной родословной; автор стилизует то летопись, то библейское родословие; в итоге читатель узнает, что бояре Езерские происходят от норманна Одульфа, чей сын Варлаф принял крещение при Ольге, а Дорофей, «родил» двенадцать сыновей, один из которых, Ондрей, будущий киево-печерский схимник, получил прозвище Езерский. В этот миг завершается предыстория рода и начинается его история. Бояре Езерские прославились в битвах при Калке и Непрядве; Варлаам при Грозном был славен и горд, но «умер, Сицких пересев». Вымышленное родословие героя выстраивается таким образом, чтобы прямая его рода прошла через всё наиболее значимые точки русской истории, включая воцарение Дома Романовых и начало Петровской эпохи. И все это для того, чтобы оттенить ничтожество нынешнего положения аристократа Езерского:

Я в том стою – имел я правоИзбрать соседа моегоВ герои повести смиренной,Хоть человек он не военный,Не второклассный Дон Жуан,Не демон – даже не цыган,А просто гражданин столичный,Каких встречаем всюду тьму,Ни по лицу, ни по умуОт нашей братьи не отличный,Довольно смирный и простой,А впрочем, малый деловой.

Беда не столько в том, что род обеднел (рассказчик и сам «могучих предков правнук бедный <…»>), сколько в том, что общество предпочитает выгоды «третьего сословия» историческому преемству, а родовитый дворянин не помнит, не знает о своих великих предках. Все родословие – результат архивных разысканий рассказчика; сам же Езерский помнит о предках не далее третьего колена. Потому он непохож на «поэмного» героя; в процитированном фрагменте финальной строфы отделанного фрагмента поэмы (<«…»> не военный, / Не второклассный Дон Жуан, / Не демон, даже не цыган») перечислены типажи других поэтических и драматических сочинений Пушкина.

Поэма «Езерский» осталась в отрывках, но работа над образом «героя повести смиренной», обломка древних родов, жителя пригородной Коломны, влюбленного в «одну лифлян-дочку», продолжилась – многие описания, детали, характеристики перешли «по наследству» к бедному герою «петербургской повести» «Медный Всадник» Евгению.

Что почитать

О. С. Соловьева «Езерский» и «Медный всадник». История текста // Пушкин: Исследования и материалы. М.; Л., 1960. Т. 3.

«Кавказский пленник»

(поэма, 1820–1821; опубл. – 1822)

Пленник – путешественник, разочарованный жизнью русский европеец, отправившийся с Запада, из «цивилизованного пространства», «с веселым призраком свободы» «в край далекий» – в область диких естественных нравов. Но именно здесь он попадает в неволю – «Он раб».

Как и полагается герою «байронической» (т. е. построенной по жанровым законам «восточных повестей» Дж. Г. Байрона) поэмы, он оказывается в парадоксальном положении невольника, восхищенно наблюдающего за свободной жизнью своих поработителей: «Меж горцев пленник наблюдал / Их веру, нравы, воспитанье, / <…>/ Гостеприимство, жажду брани». Естественно, в него влюбляется юная и гордая Черкешенка; сердце европейца охлаждено, однако он как бы принимает ее любовь, сохраняя верность своей единственной возлюбленной – Свободе.

Завязка сюжета получает логическое развитие – следует решительное объяснение Пленника с Черкешенкой, которая предлагает ему поменять одну неволю на другую – забыть «свободу, родину» и навсегда соединиться с нею семейными узами. Он не может «остылым сердцем отвечать / Любви младенческой, открытой»; она не в силах понять, что такое любовь не к женщине, а к воле. Зато она в силах пожертвовать собою – ради этой «идеальной» любви своего любимого. Пленник свободен; помогшая ему бежать Черкешенка гибнет в бурных водах реки.

Позже, отводя упреки в излишнем трагизме развязки, Пушкин иронично заметит: «Другим досадно, что пленник не кинулся в реку вытаскивать мою черкешенку (характерно местоимение «мою», а не «свою». – А. А.) – да, сунься-ка; я плавал в кавказских реках, – тут утонешь сам, а ни черта не сыщешь; мой пленник умный человек, рассудительный, он не влюблен в черкешенку – он прав, что не утопился» (письмо П. А. Вяземскому от 6 февраля 1823 г.). А годом ранее Пушкин обмолвился: «Характер Пленника неудачен; доказывает это, что я не гожусь в герои романтического стихотворения» (письмо В. П. Горчакову от октября 1822 г.).

Это важное признание. Пушкин формально соблюдает правило байронической поэмы, насыщает образ героя своими собственными чертами. В посвящении к поэме он прозрачно намекает на обстоятельства своей жизни, пересекающиеся с обстоятельствами жизни Пленника («Я рано скорбь узнал, постигнут был гоненьем; / Я жертва клеветы и мстительных невежд…»). Но этим дело ограничивается; характер Пленника статичен; описания его внешности условны, однообразны и перифрастичны: «Таил в молчанье он глубоком / Движенья сердца своего, / И на челе его высоком / Не изменялось ничего».

Критика встретила поэму благосклонно; пушкинского героя сопоставили с героем «Шильонского узника» Байрона (поэма была переведена В. А. Жуковским одновременно с выходом «Кавказского пленника»), с Чайльд Гарольдом – в отзыве П. А. Вяземского, ставшем манифестом русского романтизма («Сын Отечества». 1822). Образ Пленника мгновенно разошелся во множестве литературных «копий».

Образ Пленника, характер «разочарованного героя» повлиял на русскую литературу. Во-первых, к нему на новом витке творчества, в поэме «Цыганы», вернется сам Пушкин. Во-вторых, модно назвать Гусара в «Эде» Е. А. Баратынского и Печорина в «Герое нашего времени» М. Ю. Лермонтова. Но куда важнее оказалась сама сюжетная схема: русский в «восточном»