– Да, – Лютовой легко, по-молодому, поднялся с кресла, – не слишком умно. Это я что-то… – Он подошел к окну и, стоя возле него, глядя наружу, сказал: – Погода опять мерзкая… Ну что, домой мне как добираться – такси вызвать или на автобусе?

– Я понял, – буркнул Романов почти тут же. – Хватит.

Профессор повернулся к нему и покачал головой:

– Постарайтесь на самом деле понять. Не на словах. Ваш прогресс – вон он, за окном. Это все вообще и произошло потому, что прогресс прогресса обогнал прогресс совести. Возьмите это в толк наконец. Нам надо спасти цивилизацию – согласен. Всю, целиком, – согласен. Но мы не должны быть идиотами и стараться ее поскорей вернуть. Иначе все начнется сначала. Рано или поздно. Наша задача – воспитать нового человека. Это надо делать с чистого листа. С абсолютно чистого. Чтобы ни на ногах, ни на руках ничего не висело. Ни презумпция невиновности, ни МР3-плеер. Не нужны они при отсутствии совести. Просто-таки опасны они в таком случае. Если уж выпал нам шанс – то его надо использовать на полную мощь, я не устану повторять это вам снова и снова. Тем более что мы за этот шанс заплатили так, что… – Лютовой не договорил и снова отвернулся к окну…

…Может быть, именно мысли о том разговоре не давали сейчас сосредоточиться на армейских вопросах. Поэтому Романов почти обрадовался, когда появился Жарко.

Он был не один. Вместе с ним пришла женщина лет сорока – неожиданно хорошо одетая, моложавая, с аккуратной прической и уверенным поведением. Романов насторожился – прическа явно была сделана недавно, да и одежда производила какое-то… какое-то немного странное впечатление. Словно ее долго не надевали, а потом надели хоть и умело, но в спешке.

– Знакомьтесь, Алина Юрьевна, – Жарко чуть поклонился, – вот это как раз и есть наша нынешняя власть. – Он почти изящным жестом указал на вставшего тоже с легким поклоном Романова. – Можно сказать, государь Владивостока. Товарищ Романов.

– Государь – и товарищ? – Алина Юрьевна улыбнулась. Видно было, что это у нее отработано – начинать разговор с легкой шутки, но начинать первой – в некоторой степени ставя собеседника, пусть и облеченного властью, в подсознательно подчиненное положение.

– Насчет государя – неудачная шутка Вячеслава Борисовича. – Романов указал на одно из кресел. – А насчет товарища – посмотрим. Подобное обращение надо еще заслужить. Итак, я вас слушаю. Думаю, что, если Вячеслав Борисович провел вас… по знакомству, когда я работаю с документами, для этого должна быть основательная причина.

Женщина расположилась по-хозяйски, привычно, много раз, видимо, бывала в кабинетах… может быть, даже в этом. Но снова в ее поведении на короткую секунду мелькнула какая-то… неуверенность. Точней Романов определить не мог и просто приготовился внимательно слушать. Жарко расположился у подоконника, глядя тоже с неким непонятным интересом.

– Слава, наверное, не говорил вам… – начала посетительница, с улыбкой посмотрев на Жарко.

Романов суховато спросил:

– Вячеслав Борисович ваш младший родственник? Или вы с ним в близких отношениях?

– Н… нет, – удивленно отозвалась Алина Юрьевна. Чуть покраснела и поправилась: – Вячеслав Борисович, наверное, не говорил вам обо мне: я была, так сказать, его начальством – заведующая ГорОНО. Алина Юрьевна Салганова. – Романов кивнул, имея в виду «очень приятно». – Я внимательно слежу за происходящим в городе, и, должна сказать, вы кажетесь мне представителем твердой власти. Прежний мэр явно не справлялся со своими обязанностями в этот кризисный период. Я бы сказала – в страшный период. Но ведь вы военный?

– Точно так, если сейчас это имеет значение… – медленно проговорил Романов.

Алина Юрьевна удовлетворенно кивнула и продолжила:

– Тем не менее вы не можете не согласиться, что каждый должен заниматься своим делом. Вы простите меня, – на этот раз улыбка ее была искренней и немного виноватой, – я говорю слегка плакатным языком, но я так привыкла… и я прошу вас поверить, что намерения мои искренни. Я, сами понимаете, ничего не могла поделать раньше для установления хоть какого-то порядка… – Она на миг запнулась. По лицу промелькнула тень, и Романов прочел все, что пряталось в этой тени: темная квартира, нелепо придвинутый к двери стол, страх выдать себя хотя бы звуком, настороженное прислушиванье к звукам на улице, ужас – шаги на лестничной клетке… Но уже через миг тень исчезла – в кресле снова сидела уверенная в себе, спокойная деловая женщина. – Я бы хотела вам предложить свои услуги. По прежней специальности. Как я понимаю, детей вы без внимания не оставите? – В голосе было почти обвинение. Словно она сомневалась, что Романов вообще способен думать о детях.

– Ни в коем случае, – покачал головой Романов. Повторил задумчиво: – Ни в коем случае.

– Ну вот. – Алина Юрьевна решительно кивнула. – Думаю, что следует в первую очередь озаботиться созданием для детей максимально комфортных условий… конечно, я понимаю, что с учетом нынешних реалий, но… вот, например, по дороге сюда я видела группу мальчиков лет по восемь-десять, кажется, которую вывозили куда-то за город, на посадку картошки, это…

– Прервитесь, – Романов решил все для себя в одну секунду. Салганова удивленно и даже слегка оскорбленно умолкла. – Я верю, что у вас очень большой опыт. Возможно, просто грандиозный. Я ничего не знаю о вашей деятельности до… этих событий. Но я вижу, что произошло. И вы видите, что произошло. И мне почему-то кажется, что в немалой степени ваша деятельность на прежнем посту к этому финалу и привела.

– Что? – Глаза Алины Юрьевны стали непонимающими.

Романов вздохнул и подвел черту:

– С мальчишками вы работать не будете. Может быть – я пока не уверен и в этом, – но может быть, вам найдется место при девочках. А мальчишек должны учить и воспитывать мужчины.

– А я, например, одна ращу сына, – возразила Салганова.

Романову стало смешно: «Ращу сына!» Но тема была не смешной совсем. И он спросил с интересом:

– У вас один сын?

– Да…

– Сколько вам лет?

– Женщинам таких… – улыбнулась Алина Юрьевна.

Голос Романова стал жестким, откровенно повелительным – он ждал ответа:

– Сколько вам лет?

– Сорок пять… – Женщина стушевалась.

– Выглядите моложе… И один сын? Плохо. Очень. А его отец?

– Я в разводе уже три го…

– Сколько мальчику лет?

– Двенадцать… Что это за допрос?! – откровенно возмутилась наконец женщина.

– Ясно, – кивнул Романов. – Развелись, когда мальчишка стал откровенно тянуться к отцу… чтобы сохранить себе комнатную куколку в виде вечного маленького мальчика, который «никогда не огорчает маму»… Чем самооправдались? Пил, бил, не уделял внимания, приходил поздно, смотрел косо, снимал туфли стоя, спотыкался о кота? Впрочем, неважно… Мы найдем вам мужа.