Стиснув зубы, он решил отбросить самолюбие и начать с самого простого.

«Сглазил кто-нибудь?..» — предположил Глеб и тут же криво усмехнулся. Его теперь, пожалуй, сглазишь! Впрочем, сглаз сглазу рознь — от иного он бы сам не отказался. Одно дело, когда твой защитный энергетический кокон пробивают отрицательными эмоциями, и совсем другое, когда положительными. Раз уж на то пошло — что есть любовь? Либо сглаз, либо приворот, да ещё и с прямым откатом. Почему, например, мужья на Руси от веку жён колошматили? Именно поэтому! Знали, что любящие супруги рано или поздно друг друга сглазят, ну и береглись как могли. А в итоге порчу на баб наводили… дурачьё!

Вспомнилось вдруг, как в златые школьные годы на уроке информатики рыжая Алка Зельцер одним томным взглядом проплавила ему солидную дыру в энергетической оболочке. Два дня сквозило — ходил лох лохом, всё никак не мог залатать. Да и не хотелось, честно говоря…

Глеб нахмурился и заставил себя встряхнуться.

Порча? Уже ближе. Чтобы избавится от сглаза, здоровому человеку достаточно влезть под душ или хлопнуть полный стакан водки. С порчей этот номер не пройдёт — порчу в большинстве случаев наводят умышленно, и её так легко не излечишь — снимать надо. Проще всего, конечно, сходить в церковь и помолиться там от души. А поскольку от души сейчас никто молиться не умеет, обращаются к специалистам. Скажем, к тому же Портнягину…

Фишка, однако, в том, что проказы подобного уровня Портнягин распознал бы с лёту. Нет, тут каверза посерьёзнее — возможно, кто-то «прицепился» и нагло сосёт из него прану. Жизненные силы, говоря по-нашему. Отсюда и неудачи. Глеб, правда, никогда не слыхал, чтобы жертвами порчи такого рода становились ученики чародеев. Сам порченый, допустим, энергетическую «пиявку» увидеть не сможет — точно так же, как любой человек не замечает своих недостатков, пока ему на них не укажут. Но ведь где ученик — там и учитель! А уж этому-то выявить порчу — как два пальца об астрал…

Стенные ходики привирали уже на полтора часа. Глеб поморщился, покинул физическое тело и попробовал прямо сквозь циферблат вынуть увлёкшегося барабашку. Тот заверещал и за что-то там уцепился. Сопротивление не помогло. Портнягин намотал зациклившуюся энергетику на торчащий из стены железный костыль и, снова придав ей вращательное движение, остановился в задумчивости перед древним трюмо, под толстым стеклом которого как бы расплывались радужные нефтяные лужицы.

Да, закавыка… Сходить, что ли, через двор к Игнату Фастунову? Всё-таки за одной партой когда-то сидели — пусть посмотрит со стороны… Нет. Не стоит. С учениками чёрных магов в таких случаях лучше не связываться. Да и достоинства ронять не хочется…

Не вовремя сорвался с нарезки Ефрем, ох, не вовремя!

— Ну-ка… тыковку… — вяло приказал старый колдун.

Глеб послушно склонил голову. Нетвёрдыми дряблыми пальцами Ефрем потрогал воздух над тёмно-русой макушкой, затем рука его упала, а из лёгких исторглось стенание. Сердце у юноши ёкнуло, но он поспешил уверить себя, что причиной горестного стона было физическое состояние самого Ефрема.

— И что там? — с фальшивой бодростью осведомился Глеб.

Учитель молчал, бессмысленно отвесив нижнюю губу. Выражение его лица могло означать всё что угодно.

— Ой, хреново… — обессиленно выдохнул он наконец.

— Кому? — теряя терпение, спросил Глеб.

Внезапно старый колдун Ефрем Нехорошев выпрямился и широко раскрыл мгновенно прояснившиеся глаза. Похмелья — как не бывало.

— Сядь! — отрывисто повелел он.

Глеб поспешно опустился на табурет. Ефрем встал стремительно, без кряхтенья — и, присматриваясь, двинулся в обход заробевшего ученика.

— «Заземлили»? — осипшим от ужаса голосом предположил тот.

— Похоже… — глуховато отозвался колдун, ощупывая какие-то незримые впадины и выпуклости.

То есть даже не порча. «Заземляют», как правило, с помощью проклятия. Техника злодеяния примерно та же, но с одним существенным отличием: недоброжелатель замыкает жертву не на себя, а на какую-либо стихию. Чаще всего на землю. Энергия покидает тело несчастного мощным потоком, и что самое обидное — поди пойми, кому за это бить морду!

— Ну не тяни, не тяни! — взмолился Глеб. — На что замкнули?

Вопрос — далеко не праздный, хотя, какую стихию ни возьми, добычу она отпускает редко. В организм проникают её тонкие сущности, поэтому вслед за неудачами неминумо приходят болезни, как правило, смертельные и неизлечимые: от земли — онкология, от огня — гангрена, от воды — разжижение мозга, от воздуха — атипичная пневмония. Так что, строго говоря, хрен редьки не слаще.

Вместо ответа старый колдун насупился и принялся одеваться.

— Ты куда? — всполошился Глеб.

— Пойду… учителя своего проведаю… — угрюмо отозвался Ефрем, влезая в ветхую шубейку из чебурашки. — Может, что присоветует…

— Так он у тебя… Жив?

— Живёхонек…

— А чего пешком? Проще ж через астрал!

— Ты б ещё «по телефону» сказал… — ощетинился кудесник. — Дело-то, чай, не шутейное…

Сердито ткнул клюкой — и в воздухе проявилось прозрачное мерцающее подобие извилистой пульсирующей кишки, один конец которой крепился под левым соском Глеба, а другой уходил сквозь стену к какой-то из четырёх стихий. «Пиявка».

— Только, слышь… — ворчливо предупредил старый чародей. — Оборвать — даже и не пробуй… Хуже будет…

Вернулся Ефрем — ещё мрачнее, чем уходил. Выпростал плечико из шубейки, хотел выпростать другое, но взглянул на ученика — и не поверил своим скорбным глазам. Прозрачный фосфоресцирующий рукав «пиявки» был окольцован этакой орбиталью, дрожащим смутным облачком, в котором старый колдун, вникнув, угадал зыбкого от проворства барабашку, упоённо пытающегося поймать себя за пятку. Сама кишка пульсировала теперь без содроганий, вполсилы.

Шубейка из Чебурашки со вздохом осела на пол.

— Ну ты даёшь… — только и сумел вымолвить Ефрем. Отшвырнул клюку и, не разуваясь, кинулся осматривать диво. Приспособление поражало простотой: зациклившийся барабашка (он же, выражаясь научно, вечный двигатель первого рода), вращаясь, создавал поле, значительно замедляющее утечку энергии.

— Молодец… Ай, молодец… — всплёскивая руками, приговаривал старикан, однако заискивающие нотки в его голосе выдавали, что хитроумное устройство почти ничего не меняет в отчаянном положении ученика. — Вот умелец! И догадался же…

— Да ладно тебе! — прервал его восторги Глеб. — Жить захочешь — ещё не то смастрячишь… Узнали, чья работа?

Увял колдун, погрустнел.

— Много там чего узнаешь! — с досадой бросил он опускаясь на табурет. — Проклятие — это тебе не порча. Кто угодно мог… по злобе…

— Никодим — мог?

— Да почему же нет! Тем более политик… Что-что уж проклинать…