— Саванна-ривер, реактор типа К, 1968 год — это был очень удачный год, — произнес он тихо.

— Значит, это тот самый плутоний? Вы уверены?

— Да, тот самый. Израильтяне рассказали об утерянной бомбе этого типа, массе плутония — за исключением стружек, он весь здесь. — Лоуэлл постучал пальцем по чертежам. — Весь, до последнего грамма, — повторил он и добавил: — До следующего раза.

* * *

Заместитель помощника директора ФБР, всегда проявлявший внимание к проблемам администрации и судопроизводства, Дэниэл Е. Мюррей с интересом следил за ходом суда. Странным казалось лишь то, что здесь место адвокатов занимали священники, но, черт побери, все шло удивительно гладко и беспристрастно. На весь судебный процесс хватило одного дня. Вынесенный приговор не слишком беспокоил Мюррея.

* * *

Они прилетели в Эр-Рияд на борту самолета, принадлежавшего принцу Али, оставив транспортный самолет американских ВВС в Беершебе. Приведение приговора в исполнение непристойно проводить с поспешностью. Приговоренным дадут время на молитву и раскаяние, никто не относится к этому случаю как-то иначе, чем к самой рядовой казни. Выдалась возможность сесть и подумать, но Райана ожидал еще один сюрприз.

Принц Али привел в квартиру Райана незнакомого мужчину.

— Меня зовут Махмуд Хаджи Дарейи, — сказал мужчина. Он мог бы и не представляться — Райан вспомнил его лицо по фотографии, имевшейся в досье иранского лидера. Досье хранилось в архиве ЦРУ. Райану было известно, что Дарейи в последний раз беседовал с американцем, когда правителем Ирана был еще Мохаммед Реза Пехлеви.

— Чем обязан вашему визиту? — спросил Райан. Али выполнял роль переводчика.

— Это правда? Мне говорили об этом, но я хочу лично узнать, правда ли это?

— Да, сэр, это правда.

— Почему я должен полагаться на ваше слово? — Возраст Дарейи приближался к семидесяти годам, у него было лицо с глубокими морщинами и черными гневными глазами.

— Тогда почему вы задали этот вопрос?

— Мне не нравится дерзость.

— А мне не нравятся нападения на американских граждан, — ответил Райан.

— Я не имел к этому никакого отношения, вы знаете это.

— Да, теперь мне это известно. Вы согласитесь ответить на мой вопрос? Если бы они обратились к вам с просьбой о помощи, они получили бы ее?

— Нет, — ответил Дарейи.

— Почему я должен верить вам?

— Убить такое количество людей, даже неверных, это преступление перед Богом.

— К тому же, — добавил Райан, — вы знаете, какой была бы наша реакция на это.

— Вы обвиняете меня в том, что я способен на подобное?

— Но вы же постоянно обвиняете в том же нас. Однако в данном случае вы ошиблись.

— Вы ненавидите меня.

— Да, я не испытываю к вам нежных чувств, — с готовностью признался Джек. — Вы являетесь врагом моей страны. Вы поддерживали тех, кто убивал моих соотечественников. Вы испытывали удовольствие от смерти людей, которых никогда не видели.

— И тем не менее вы отказали своему президенту в поддержке, когда он намерен был убить меня.

— Это не правда. Я отказался поддержать своего президента в намерении уничтожить город.

— Но почему?

— Если вы действительно считаете себя посланником Бога, как вы можете задавать такой вопрос?

— Но ведь вы не верите в Бога!

— Не правда. Я верю, как и вы, но по-другому. Разве мы так отличаемся друг от друга? Принц Али придерживается иной точки зрения. Неужели мир между нами пугает вас до такой степени? Или вы опасаетесь благодарности больше ненависти? Как бы то ни было, вы спросили меня о причине моего отказа и я отвечу на ваш вопрос. Мне предложили принять участие в уничтожении невинных людей. Я не смог бы жить с этим на своей совести. Видите, как просто. Даже если это смерть тех, кого мне, может быть, следует считать неверными. Неужели это так трудно понять вам?

Принц Али произнес что-то без перевода. Возможно, это была цитата из Корана. Слова звучали стилизованно и поэтически. Что бы это ни было, Дарейи кивнул и произнес еще одну фразу, обращаясь к Райану.

— Я подумаю над тем, что вы сказали. До свидания.

* * *

Дарлинг опустился в это кресло в первый раз. Арнольд ван Дамм сидел напротив, на другом конце комнаты.

— Вы хорошо справились с этим.

— Вы считаете, нам больше ничего не нужно делать?

— Думаю, не нужно. Значит, это произойдет сегодня?

— Да.

— Занимается этим Райан? — Дарлинг листал страницы отчета.

— Мы решили, что он справится лучше всех.

— Мне нужно встретиться с ним, когда он вернется обратно.

— Разве вы не в курсе? Он же ушел в отставку. Именно с сегодняшнего дня он больше не заместитель директора ЦРУ.

— Не говорите чепухи!

— Он ушел в отставку, — повторил Арни.

Дарлинг потряс пальцем перед его лицом.

— Так вот, передайте ему, что я хочу встретиться с ним у себя в кабинете.

— Хорошо, господин президент.

* * *

Казнь была намечена на субботу, в полдень, через шесть дней после взрыва в Денвере. Собрался народ, Госна и Куати привели на рыночную площадь. Им разрешили произнести молитву. Джек впервые присутствовал при подобном акте. Мюррей стоял рядом, его лицо застыло словно высеченное из камня. Кларк и Чавез вместе с остальными сотрудниками службы безопасности следили главным образом за толпой.

— Все это кажется таким бессмысленным, — произнес Райан, когда церемония началась.

— Нет, это не так! Мир многому научится после этого, — торжественно заявил принц Али. — Это многим послужит уроком. Восторжествовала справедливость. Именно в этом весь смысл происходящего.

— Ну уж и урок. — Райан повернулся к своим спутникам, наблюдавшим за происходящим с площадки на крыше здания. У него было время подумать обо всем, и что же дальше? Райан не знал этого. Он исполнил свой долг, но какое это имеет значение? — Гибель шестидесяти тысяч человек положит конец войнам, которые никогда не должны начинаться? Из этого делается история, Али?

— Все люди смертны, Джек. Иншалла, но больше никогда они не должны гибнуть в таком количестве. ТЫ остановил катастрофу, предупредил начало чего-то намного более страшного. За то, что ты совершил, мой друг… пусть благословит тебя Бог. А я бы, наверно, одобрил приказ о запуске ракеты, — продолжал Али, испытывая неловкость от собственных слов. — Но что потом? Может быть, пошел бы и застрелился? Кто знает? В одном я уверен: у меня не хватило бы смелости решительно сказать «нет».

— И у меня тоже, — согласился Головко.