– Ну и встреться с ним, почему бы и нет?

– Ох, мадам, я не уверена. Боюсь, что не вынесу. – И ее глаза наполнились слезами.

Эстер Силверсливз давно подумывала наведаться в Уэст-Энд. Двумя годами раньше американский джентльмен Сэлфридж открыл на Оксфорд-стрит огромный универмаг. В молодости Эстер любила в канун Рождества заглядывать в гигантский торговый центр «Хэрродс», находившийся в Найтсбридже. «Сэлфридж», как она слышала, не только вознамерился конкурировать с ним, но и был не меньше да в придачу располагал рестораном, и в этом универмаге можно было провести целый день. И вот она приказала кучеру высадить ее там в десять утра и забрать в три; дождавшись, когда тот скроется из виду, Эстер с неуклюжей чопорностью пошла по Риджент-стрит, направляясь к владениям Тома Брауна.

Она и лорд Сент-Джеймс не узнали друг друга, когда пэр вышел из примерочной, скользнул по ней веселым взглядом и зашагал в тихие холостяцкие кварталы Олбани, по соседству с которыми на Пикадилли он теперь проживал.

Перси прибыл в половине двенадцатого и несказанно удивился при виде миссис Силверсливз, которую знать не знал. По ее настоянию он проводил ее обратно в «Сэлфридж» и отвел в ресторан, где та заказала пирожное и чашку чая. Она справилась о его здоровье, неспешно кивая, а после спросила, по-прежнему ли он неравнодушен к Дженни. Удовлетворившись его ответом, она посвятила Перси в свои намерения.

– Дженни, мистер Флеминг, понятия не имеет о нашей встрече, и пусть это останется между нами. Но я хочу вам кое о чем рассказать. Конечно, вы вправе распорядиться услышанным по своему усмотрению.

Миссис Силверсливз пришлось поднажать, пока Дженни не согласилась. Дело решило второе письмо, в котором Перси сообщил, что уезжает на всю зиму лечиться. Дженни посоветовалась с Эстер, и та сказала: «По-моему, это будет доброе дело, если ты выдержишь». И вот через две недели Дженни вновь очутилась за чаем напротив Перси в уютном маленьком кафе «Айви» близ Чаринг-Кросс-роуд.

Он выглядел довольно бодрым, хотя и немного бледным. Для начала они обменялись обычными вопросами. У нее ничего не изменилось. Побывала в Брайтоне. Миссис Силверсливз чувствовала себя хорошо. Мейзи и Герберт участвовали в рождественском спектакле, поставленном в театральном клубе Мейзи. Ему жилось в Кристалл-Паласе как никогда хорошо. Дженни заговорила всерьез лишь после того, как выпила первую чашку.

– Значит, ты уезжаешь.

– Да, это так. – Перси задумчиво покачал головой. – По-моему, глупо, но врач заставил. – Он улыбнулся чуть болезненно. – Все дело в кашле. Подозревали туберкулез. – (Это был бич эпохи.) – Не нашли, но доктор говорит: «Хотите поправиться – поезжайте на зиму в теплые края».

– Перси, богатые так и делают. Ездят на юг Франции.

– Знаю, – улыбнулся он. – Довольно забавно, что так и я поступаю. Оказывается, маленькая гостиница во Франции обходится намного дешевле, чем в Англии. А я как раз поднакопил денег. Холостяку не на что тратиться. – Он снова улыбнулся с налетом грусти и заговорил бодрее: – Так что на следующей неделе – вперед! Пять месяцев отдыха на юге Франции! Мне обещали, что весной вернусь как огурчик.

– Ох, Перси! Parlez-vous?

– Нет. Ни слова не понимаю. Придется, наверное, научиться.

– С француженками познакомишься. – Ей удалось рассмеяться непринужденно, и она была довольна собой. – Привезешь француженку-жену.

Перси нахмурился и замялся. Бросив на нее странный взгляд, он обронил:

– Сомневаюсь, Дженни. – Он помолчал еще пару секунд. – Ты и сама не знаешь, насколько была права, когда дала мне от ворот поворот. Меня долго обследовали, пока выясняли, что со мной неладно, и сообщили кое-что еще. Жениться-то я могу, если ты понимаешь, о чем идет речь. Но на детей, похоже, рассчитывать не приходится. Маленьким Перси не бывать. Жаль, конечно, но ничего не попишешь, – кивнул он раздумчиво.

– Вот оно как, – проговорила Дженни.

Уже стемнело, когда старый Эдвард Булл покинул ложу и двинулся от Уолбрука к собору Святого Павла. Он собрался провести вечер в клубе.

В лондонском Сити всегда было великое множество франкмасонов. Кое-кто находил их тайные обряды, посвящения и секретное членство зловещими. Эдвард Булл не видел в них ничего страшного. Он стал масоном в молодости, перезнакомился в Сити со многими влиятельными людьми и считал масонство своеобразным клубом с довольно странными средневековыми правилами, но занятым в основном благотворительностью в духе гильдии средневекового Сити. Эти приятные ассоциации и привели его в Лондон весенним днем 1912 года на собрание ложи.

Дойдя до Уотлинг-стрит, он подцепил со стенда газету и увидел заголовок.

Булл нашел Вайолет в камере. Полицейские повели себя очень любезно с ним, немедленно пропустили к ней и даже предложили чая. Им, похоже, было жаль, что почтенный пожилой джентльмен наказан такой дочерью.

Увидев его, она удивилась.

– Я пыталась связаться с адвокатами, – объяснила Вайолет, – но у них уже закончился рабочий день. Папа, вызволи меня отсюда. Мне нужно домой, к Хелен.

– Насколько я понимаю, ты била стекла, – жестко ответил Булл.

После того как в прошлом ноябре правительство либералов, поддержанное достойным, но консервативным королем Георгом, проигнорировало все предложения о реформах и даже подлило масла в огонь тем, что расширило избирательные права рабочих, но только не женщин, суфражистки развернули кампанию и принялись бить стекла, а заодно разорять площадки для гольфа и даже совершать поджоги – правда, тщательно выбирая цели, чтобы никто не пострадал. Вайолет тогда объясняла, что это произвол и женщины отвечают на него произволом.

Сама она до сей поры не принимала в этом участия, да и в тот день не собиралась. Но, возвращаясь домой с собрания, стала свидетельницей грубого обращения полисмена с какими-то женщинами, довольно аккуратно разбившими стекло, а потому и сама в припадке ярости врезала по тому же окну зонтиком. Затем ситуация накалилась достаточно, чтобы ее задержали.

– Я уверена, ты сумеешь заставить их выпустить меня на ночь!

– Да, – мрачно согласился Булл и покачал головой. – Сумею. Но боюсь, Вайолет, что не стану этого делать.

– Но, папа! Хелен…

– Я заберу Хелен. Извини, но это положение неприемлемо. Она поедет со мной в Боктон.

– А я немедленно приеду и увезу ее обратно!

– Вряд ли. Куда вероятнее, что ты отправишься за решетку.

Он оказался прав. Вайолет получила три месяца.

Летом состоялась свадьба Перси Флеминга и Дженни Дукет, хотя в свидетельстве о браке, к удивлению Перси, было написано «Доггет». Присутствовали Герберт, ничуть не обрадованная Мейзи и старая миссис Силверсливз. Из-за последней – по крайней мере, так она объяснила себе – Дженни не пригласила ни отца, ни брата. Невесту подвел к жениху мистер Силверсливз, адвокат, по особому настоянию своей матери.