Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Персидская война 422 года. Жажда завоеваний или военной славы никогда не воспламеняла кроткую душу Феодосия, а незначительная тревога, возбужденная персидской войной, лишь слегка нарушила спокойствие Востока. Мотивы этой войны были и основательны, и честны. В последнем году царствования мнимого Феодосиева опекуна Исдигерда один епископ, из желания получить венец мученика, разрушил в Сузах один из тамошних храмов Огня. Мщение, вызванное его религиозным рвением и упорством, обрушилось на его собратьев: маги возбудили безжалостное гонение, а духу религиозной нетерпимости, которым воодушевился Исдигерд, стал подражать его сын Варахран, или Бахрам, вскоре вслед за тем вступивший на престол.
По случаю того, что некоторые из христиан искали спасения на римской территории, с одной стороны было заявлено грозное требование об их выдаче, а с другой — было в этом отказано; когда же раздражение, возбужденное этим отказом, усилилось от каких-то несогласий по вопросам, касавшимся торговли, то между двумя соперничавшими монархиями вспыхнула война. Их армии покрыли горы Армении и равнины Месопотамии, но военные действия двух следовавших одна за другой кампаний не привели ни к каким решительным или достопамятным событиям. Произошло несколько сражений, и было предпринято несколько осад с различными и нерешительными результатами, и если римляне не имели успеха в своей попытке снова отвоевать давно потерянный Нисибин, зато и персы были отражены от стен одного из городов Месопотамии благодаря мужеству воинственного епископа, громившего врагов от имени апостола святого Фомы. Во время переговоров, происходивших на границе между двумя империями, римские послы внушили весьма низкое понятие о характере своего государя, постаравшись преувеличить размеры его могущества: они серьезно посоветовали персам предотвратить благовременным соглашением гнев монарха, который до тех пор будто бы еще ничего не знал о войне, возникшей на таком дальнем расстоянии. Было торжественно заключено перемирие на сто лет, и хотя происходившие в Армении перевороты могли угрожать общественному спокойствию, главные условия этого договора исполнялись преемниками Константина и Артаксеркса в течение почти восьмидесяти лет.
Раздел Армении между персами и римлянами. 431–440 годы. С той минуты, как римляне впервые столкнулись с парфянами на берегах Евфрата, царство Армянское терпело угнетения попеременно то от одного, то от другого из своих могущественных покровителей. Постыдный мирный договор предоставил Армению на произвол честолюбивого Шапура, и весы, по-видимому, склонились на сторону Персии. Но царственный род Аршакидов неохотно подчинялся дому Сасанидов; буйная знать то отстаивала свою наследственную независимость, то изменяла ей, а народ все еще был привязан к исповедовавшим христианскую религию константинопольским императорам. В начале V столетия война и дух партий разделили Армению на две части, а это противоестественное разделение ускорило падение этой древней монархии. Персидский вассал Хосров царствовал над восточной и самой обширной частью страны, между тем как западная ее часть подчинялась юрисдикции Аршака и верховной власти императора Аркадия. После смерти Аршака римляне уничтожили национальную монархию и превратили своих союзников в своих подданных. Главное военное начальство было возложено на комита армянской границы; город Феодосиополь[516] был построен на выгодной и сильно укрепленной позиции, на плодородной и возвышенной территории вблизи от устья Евфрата, а подчиненные провинции управлялись пятью сатрапами, высокое звание которых узнавалось по их золотым и пурпуровым одеяниям.
Те из недовольных дворян, которые сожалели о том, что лишились своего царя, и завидовали почестям, выпавшим на долю их сверстников, вступили в переговоры с персидским двором, вымолили себе прощение и, возвратившись вместе со своими приверженцами во дворец Артаксаты[517], признали Хосрова своим законным государем. Лет через тридцать после того племянник и преемник Хосрова Арташир возбудил неудовольствие в высокомерной и причудливой армянской аристократии, и она единогласно потребовала, чтобы вместо недостойного царя ей дали персидского губернатора. Ответ архиепископа Исаака, поддержки которого дворяне настоятельно добивались, очень живо обрисовывает характер суеверного народа. Исаак оплакивал явные и неизвинительные пороки Арташира и объявлял, что не поколебался бы обвинить его перед трибуналом христианского императора, который наказал бы грешника, но не погубил бы его окончательно. «Наш царь, — продолжал Исаак, — не в меру предается чувственным наслаждениям, но он был очищен святыми водами крещения. Он очень любит женщин, но он не поклоняется ни огню, ни элементам. Его можно основательно упрекать в распутстве, но он бесспорно католик, и его вера чиста, хотя его нравы и гнусны. Я никогда не соглашусь отдать овцу из моего стада на съедение жадным волкам, а вы скоро раскаялись бы, опрометчиво променяв недостатки верующего на мнимые добродетели язычника»[518]. Раздраженные твердостью Исаака, мятежные дворяне обвинили и царя, и архиепископа в тайной преданности императору и имели неблагоразумие радоваться обвинительному приговору, который был торжественно постановлен самим Бахрамом после пристрастного разбирательства. Потомки Аршака были лишены царского достоинства, которым обладали в течение с лишком пятисот шестидесяти лет, а владения несчастного Арташира были превращены в провинции под новым и знаменательным названием Перс-Армения. Эта узурпация возбудила зависть в римском правительстве, но возникшие по этому поводу споры были скоро улажены путем полюбовного, хотя и неравного дележа древнего армянского царства, а территориальное приобретение, которым пренебрег бы Август, озарило некоторым блеском разваливавшуюся империю младшего Феодосия.
Глава XXXIII
Смерть Гонория. — Западный император Валентиниан III. — Управление его матери Плацидии. — Аэций и Бонифаций. — Завоевание Африки вандалами
Последние годы и смерть Гонория в августе 423 года. В течение своего продолжительного и постыдного двадцативосьмилетнего царствования повелитель Запада Гонорий жил в постоянной вражде со своим родным братом, а потом со своим племянником, царствовавшими на Востоке, и в Константинополе смотрели на бедствия Рима с