в дорогом шелковом халате, небрежно подпоясанном алым парчовым кушаком с заткнутым за него кинжалом в усыпанных драгоценными камнями ножнах. Обладатель всех этих чудесных вещей ко всему прочему имел длинные, черные, как смоль, усы, свисающие едва ль не до груди, бритую – под зеленой вышитой шапочкой – голову и несколько одутловатое лицо с темными, слегка навыкате, глазами, подозрительно уставившимися в Азата и его спутников. Окромя сего красавца, во дворе ошивалось четверо кое-как одетых парней – то ли слуг, то ли воинов, а скорее – и то, и другое вместе.

– Чего вам? – положив волосатую руку на эфес кинжала, нелюбезно осведомился усач.

– Э-э… здесь раньше тетушка Рашида жила, молочница.

– Не знаю никаких молочниц, – усатый упер руки в бока. – Дом пустой был, вот я его и занял, с соизволения светлейшего нашего хана Саид-Ахмета, да продлит Аллах его дни!

– Так ты, уважаемый, не знаешь, куда прежние жильцы делись? – вступил в разговор князь.

– Не знаю и знать не хочу, – новый хозяин сплюнул и махнул парням. – Затворяйте ворота, ребята. Шляются тут всякие… как бы не украли чего!

Скрипнув, сомкнулись тяжелые створки. Вновь гавкнул пес.

– Вот ведь шайтан пучеглазый! – растерянно развел руками Азат. – Так ведь толком ничего и не сказал.

Безмолвно маячивший за спиной Вожникова орясина-ватажник Онисим Бугай хмыкнул:

– Уметь надо спрашивать. Может, я, княже, попробую, а? Вмиг муравейник этот разнесу, ужо скажут!

– Погоди малость, – охолонул здоровяка Егор. – Думаю, нам бы лучше в какой-нибудь чайхане поспрошать – наверняка что-нибудь кто-нибудь да видел. Не может такого быть, чтоб не видели, в восточных городах и стены глаза имеют.

– Да-да! – Азат обрадованно закивал. – Я как раз знаю здесь одну чайхану, вон она… ой! Ее спалили, кажется.

И в самом деле, на углу, за каштанами, маячил обугленный остов какого-то здания, похожий на обглоданный рыбий скелет, зачем-то облитый густой черной краской.

Подобных порождений войны в Сарае имелось не то чтоб уж во множестве, но… были, были, попадались то там, то здесь…

– Ищете молочницу Рашиду? – неожиданно послышался голос. – Так вам не в чайхану надо, а в майхону.

Вожников резко обернулся, увидев выглянувшего из-за старого платана старика в рваном, усыпанном многочисленными заплатами рубище. Посох в жилистой, еще крепкой руке, обветренное лицо странника, уверенный пронзительный взгляд…

– Дервиш! – удивленно воскликнул Азат. – Ты снова здесь? Я не видал тебя… лет семь, наверное.

Старик засмеялся:

– Так и есть. Семь лет назад я ушел из этого города, обратив свой взор на далекие страны, и вот теперь вернулся.

– Ты сказал…

– Да! Идите в майхону старого китайца Ли, туда, где пьют вино и грешат. Впрочем, ты, Азат, как правоверный мусульманин, можешь никуда не ходить… если, конечно, не хочешь увидеть свою жену и ребенка.

– Так они живы, додо?!

– Увидишь. Узнаешь. Прощай.

Силуэт странника словно бы растаял в воздухе, растворился в солнечных, застрявших в ветвях платана, лучах. Вот только что был дервиш: стоял, разговаривал… и нету!

Онисим Бугай опасливо перекрестился:

– Умеет дед глаза отвести. Не иначе – колдун.

– Постой, постой, – закричав вслед исчезнувшему дервишу, запоздало опомнился князь. – Может, ты и в чем другом нам поможешь? Эй, додо!

– Не гоните одноглазого… – прозвучал отдаленный голос. – А мне пора уходить. Мир велик, а мудрость познаешь лишь в странствиях.

– Одноглазый какой-то… – Вожников недоуменно повел плечом и, шмыгнув носом, тряхнул головой. – Ладно, идем к китайцу. Веди, друг мой Азат, веди, и не бери в голову – уж как-нибудь замолишь сей грех.

– А почему грех? – полюбопытствовал бугаинушка ватажник.

Егор махнул рукой:

– Сам увидишь.

Майхона – так в странах ислама называли питейные заведения и вообще все низкопробные притоны, обычно располагавшиеся на окраинах крупных городов. Их держали иноверцы – китайцы, генуэзцы, русские – ибо правоверному мусульманину владеть майхоной было не просто позорно, а убийственно – мало того что руки никто не подаст, так и в рай не попадешь никогда, как бы ни старался.

Ввиду слишком раннего часа – до ночи еще было далеко, день только еще начинался – майхона старого китайца – приземистое длинное здание за глухим глинобитным забором – казалось какой-то заброшенной, спящей. Впрочем, по едва заметному дымку, выходившему в волоковое отверстие, да по незапертым воротам было понятно, что в заведении явно кто-то находился – гостям были рады.

Весь двор майхоны, оказавшийся на удивление просторным, был заставлен повозками – красными, зелеными, синими. Местное маршрутное такси, омнибус или, если судить по посадке пассажиров – «линейка», сию транспортную сеть придумал когда-то Егор совместно с местным финансовым воротилой синьором Феруччи, ныне, насколько знал князь, увы, уже лет пять как покойным. Часть прибыли, кстати, так и шла лично Вожникову, и еще свергнутая ханша Айгиль владела «пакетом акций». Почему «такси» простаивали, было вполне объяснимо – война, неурядицы, люди предпочитали добираться куда-либо на своих двоих либо вообще отсиживались дома, к полному кризису транспортников, в большинстве своем почему-то – греков.

Они и сидели сейчас в майхоне, уныло потягивая дешевое кислое пойло, что под видом «хорасанского» вина по сходной цене предлагал им ушлый хозяин – желтолицый старик с беззубым ртом и узкими косыми глазами. Словно паук, он сидел в дальнем углу, ловко направляя снующих туда-сюда служек и зорко высматривая новую жертву.

Завидев важных гостей – судя по одежке, персидских купцов, – китаец проворно бросился навстречу с поклонами:

– Ай-вай, хоросо, да-а! Хоросо, что зашли. Вина? О, у меня осень хоросый вино, осень, уж тут вас старый Ли не обманет, клянусь посохом Будды!

Посетители не успели и оглянуться, как уж сидели за отдельным столом и, кривясь, потягивая кислятину – уж что было!

Потом подозвали хозяина… Увы! Тот ничего не поведал ни о юной супруге Азата Маре и их сынишке, ни о молочнице Рашиде.

– Не ведаешь, значит? – недобро прищурился князь.

– Нет, нет, – китаец улыбнулся, еще больше сузив глаза, и без того узкие. – Женщины с малыми детьми сюда не заходят, да и молоко моим славным гостям без надобности. Увы, увы… ничем не могу помоць!

Старик Ли, поклонившись, вновь засел у себя в углу, лишь прислал новый кувшинчик, с вином еще более кислым, нежели то отвратительное пойло, которое уже имели неосторожность попробовать визитеры.

– От такого вина живот только пучит! – скривившись, выразил общее мнение Онисим Бугай. Но вино он все-таки выпил – не пропадать же добру, коль уплочено!

К столу между тем подошел какой-то черт, оборванец, видом чуть получше давешнего дервиша, но тоже – далеко не фонтан: замызганный старый халат, драные шальвары… вытянутое лицо с перетянутым