— Нет, в массе своей рабочий класс на ту преступную авантюру, куда толкают его большевики, не пойдет. Но, желая самым решительным образом бороться с большевиками, я никогда не желал быть орудием в руках той контрреволюции, которая на подавлении этого восстания хочет сыграть свою игру. Мы, меньшевики, не хотим кризиса власти, мы готовы до последней капли крови защищать Временное правительство, но пусть оно даст возможность демократии сплотиться вокруг него, пусть оно скажет ясно и определенно то свое слово по больным вопросам момента, которого с нетерпением ждет весь народ.

На трибуне Мартов:

— Мы, меньшевики-интернационалисты, категорически заявляем, что с корниловцами в одних рядах ни при каких условиях стоять не будем. Слова министра-председателя, позволившего себе говорить о движении черни, когда речь идет о значительной части пролетариата и армии, хотя бы и направленном к ошибочным целям, являются словами вызова гражданской войны. Репрессии не могут заменить необходимости удовлетворения нужд революции[2825].

Правые фракции решили не выступать: «Мнение правых элементов Совета было совершенно определенным и единодушным: никаким прениям в подобный момент не должно быть места, необходимо тотчас же, без прений, вынести по возможности значительным большинством требуемый правительством решительный вотум осуждения восстания и поддержки правительства. Лидеры этой части Совета решили воздержаться от всяких речей».

Прения были прекращены, объявлялся перерыв. После него председательствовавший Пешехонов огласил две предложенные формулы перехода.

Формула, предложенная социалистическими партиями, осуждая большевистскую агитацию, почву для успеха которой «создана, помимо объективных условий войны и разрухи, промедлением проведения неотложных мер», давала правительству лишь условную поддержку. Этими условиями были: «1) все частновладельческие земли должны перейти в ведение земельных крестьянских комитетов; 2) Временное правительство должно принять решительные меры во внешней политике, а именно: немедленно опубликовать тайные договоры и обратиться к союзникам с требованием об обнародовании целей войны».

В тех условиях поддержка Предпарламента не много прибавляла Временному правительству. Но, как справедливо замечал Милюков, «отказ в поддержке, бесспорно, должен был иметь очень большое отрицательное значение. Правительство лишалось в этом случае последней моральной опоры. Если для исхода борьбы в самом Петрограде это не могло иметь практического значения, то во всяком случае для армии и для провинции та или иная позиция, занятая в конфликте Советом республики, была очень важна…»[2826]. Формула левых была принята большинством 123 голосов против 102, при 26 воздержавшихся.

Депутаты, приглашенные и любопытствующие покидали Мариинский дворец в недоумении: Предпарламент расписался в своей беспомощности. Что-то надо делать. Энергичный глава Городской думы Шрейдер собрал ее на экстренное заседание, где доложил о решении Предпарламента, поведал о выступлении большевиков, протестовал против вмешательства комиссаров ВРК в дела городского самоуправления. Начались бурные прения. Эсер Дедусенко предложил выгнать всех комиссаров ВРК из городских учреждений, в чем встретил полную поддержку со стороны Набокова и Милюкова[2827]. От большевиков выступал Луначарский, и Набоков отметил «торжество в тех радостных улыбках, которых не мог скрыть Луначарский во время своей речи».

В итоге Дума приняла резолюцию эсеров, поддержанную кадетами, с протестом против всяких насильственных и вооруженных выступлений и призывала население г. Петрограда объединиться вокруг Думы как полномочного представительного органа. Было решено образовать при Городской думе Комитет общественной безопасности под председательством городского головы, в составе 20 гласных от Центральной и 17 гласных от районных городских дум, представителей штаба Петроградского военного округа, правительственного комиссара, прокурорского надзора и 21 представителя от революционных демократических организаций»[2828].

Тем самым Гордума делала заявку на то, чтобы стать если не главным, то наиболее легитимным органом власти. «Эта запоздалая попытка противопоставить военно-революционному штабу орган более умеренных групп не могла, конечно, иметь успеха»[2829], — замечал Милюков.

Станкевич, узнав решение Предпарламента, сообразил, что «такая резолюция представляет не что иное, как отказ от поддержки правительства, и высказал предположение, что последнее подаст в отставку. Сообщив по телефону Керенскому резолюцию, я тотчас сам поехал в Зимний дворец. Керенский был в изумлении и в волнении и заявил, что при таких условиях ни минуты не остается во главе правительства. Я горячо поддержал его решение и вызвал по телефону Авксентьева и других лидеров партий»[2830].

Дан утверждал, что инициатива поездки в Зимний дворец исходила от него: «У меня возникла мысль отправиться немедленно на заседание Временного правительства и потребовать от него от имени большинства Совета республики немедленного отпечатания и расклейки той же ночью по всему городу афиш с заявлением, что Временное правительство: 1) обратилось к союзным державам с требованием немедленно предложить всем воюющим странам приостановить военные действия и начать переговоры о всеобщем мире; 2) распорядилось по телеграфу о передаче всех помещичьих земель, впредь до окончательного разрешения аграрного вопроса, в ведение земельных комитетов; 3) решило ускорить созыв Учредительного собрания, назначив его — не помню уж точно, на какое число. Гоц, которому я сообщил свою мысль, охотно ухватился за нее. Мы решили, что к нам двоим надо присоединить председателя Совета республики… Авксентьев всячески отнекивался: он по существу не разделял точки зрения, выраженной в резолюции… Только уступая нашим настояниям, ссылкам Гоца и на партийную дисциплину, и на формальные обязанности его как председателя, он нехотя отправился с нами»[2831].

Вокруг Зимнего дворца тихо, охрана в боевой готовности. В том числе и Бочарникова: «Добровольцы сидят, обхватив винтовки, готовые по первому приказу вступить в бой. Я несколько раз приникала к стеклу, силясь что-нибудь рассмотреть. Не заметно никакого движения. Поручик предупредил: «После приказа открывать огонь накладывайте на стекла что-нибудь мягкое и выдавливайте!»[2832]