Итак, в руках советских войск оказались Витебск, Орша, Могилев, Бобруйск. Германская линия обороны была сметена, потери немцев за неделю боев составили 130 тысяч убитыми, 60 тысяч взяты в плен. Потеряны: 900 танков, тысячи единиц другой техники. Разумеется, были велики и советские потери. В нехарактерном признании будущего маршала Баграмяна, что он «был потрясен потерями на своем фронте», есть много того, о чем думали и другие командиры. Белорусская земля, наша славная западная застава, была обильно обагрена кровью своих освободителей.

В полутораста километрах от начальной линии наступления части Красной Армии вышли к Березине — которую, убегая из России пересек в пути на запад Наполеон в 1813 году.

В Оберзальцберге Гитлер размышлял над ошибочными ожиданиями, над новой ситуацией, когда германские резервы стояли за группой армий «Северная Украина», а удар оказался нанесенным по группе армий «Центр». 28 июня он назначает фельдмаршала Моделя командующим обеими группами армий — «Центр» и «Северная Украина» — так будет легче перебрасывать резервы на север. Но Модель был бессилен: в течение двух недель в германской обороне была пробита зияющая брешь в 400 с лишним километров шириной. (Напомним, в дни «Багратиона» Западный фронт союзников представлял собой еще малозначительный плацдарм, практически пока не расширявшийся.)

Вторая фаза «Багратиона»

Повторим то, что говорилось неоднократно: надежда Гитлера в 1943 и 1944 годах была связана, прежде всего, с ожиданием истощения России, наступления периода, когда иссякнет ее людская мощь (не может же она быть неистощимой?), когда построенная среди болот и лесов новая индустрия начнет выходить из строя, когда наступит естественная психологическая усталость, когда бесконечный бой заставит усомниться в лидерах, когда кровавость предстоящей дороги обескуражит русских. Гитлер постоянно задает один и тот же вопрос: если Германия задыхается, то что должна чувствовать гораздо менее эффективная Россия? Ведь «сломалась» же она перед Людендорфом, разве изменился с тех пор русский мужик? Тогда блистательной императорской России с мудрым Генштабом и «настоящими» офицерами хватило лишь на два с половиной года. Не могут быть самоназначенные комиссары умнее и эффективнее петровской дворянской прослойки. Нужно ждать. Не зря говорят» что победит тот, кто последним введет в бой батальон. И в данном случае, размышлял Гитлер на фоне Баварских Альп, наступление в Белоруссии связано с чудовищными потерями. Должен же наступить момент неизбежной усталости Красной Армии?

Модель принял командование и убедился в том, что русские фронты движимы очень широким замыслом, что даже взятие Минска не является их конечной целью. Сейчас они пытаются загнать в западню 4-ю германскую армию. Их авангард уже в 80 километрах от Минска, а 4-я армия, отбиваясь от наседающего противника, находится от столицы Белоруссии примерно в 120 километрах. В день назначения Моделя советская Ставка приняла обновленные директивы всем четырем фронтам. Баграмян (1-й Прибалтийский) движется на Полоцк. Черняховский (3-й Белорусский) — на Березину и совместно с Захаровым (2-й Белорусский) берет 7–8 июля Минск. Рокоссовский подходит к Минску с юга, но его главная задача — отсечь путь отхода немцам на юго-запад. Захаров жмет на 4-ю германскую армию фронтально, а соседи отсекают ее фланги. Баграмян страхует Черняховского от удара с севера.

Утром 2 июля сильно ослабленный боями и дорогами маршал Ротмистров покатил по минской автостраде уже прямо к столице Белоруссии. Пройдя более сорока километров, его танкисты ночью оказались в северо-восточных пригородах города. С юго-запада подходит 1-й гвардейский корпус Панова. 3-го июля войска входят в город-призрак Минск. Руины повсюду. Как и вся сожженная, но верная партизанская Беларусь, стоит Минск памятником беззаветного мужества народа, потерявшего относительно более всех в мире — каждого третьего. Назовите в мировой истории еще такой пример беззаветности, бестрепетного самопожертвования, великой любви к общей родине! Несколько раз наши войска натыкаются на эшелоны с детьми, увозимыми в Германию. Сожженные деревни, могилы на каждом шагу, и непокоренные белорусы. Нет таких слов, чтобы выразили всю меру братской благодарности великому народу, органически не способному на измену.

А вокруг Минска бьется в конвульсиях 4-я германская армия — 105 тысяч солдат и офицеров, разделенных на две части. История редко бывает такой точной — именно в тех лесах, к востоку от Минска, где в страшные позднеиюньские дни 1941 года в жестоком потрясении ощутили себя окруженными солдаты Западного военного округа, откуда вчерашнего сталинского любимца — генерала Павлова вызвали на расстрел, находились теперь в ожидании страшного суда огромные массы солдат агрессора. Ровно три года спустя в том же месте. Часть из них пыталась пробиться к своим — и более 40 тысяч погибло в бессмысленных лесных боях. Германская авиация пыталась сбрасывать по воздуху припасы, только удлиняя агонию. Не выдержал командующий германским 12-м корпусом, он объявил о всеобщей сдаче. Пленение остатков четырех германских корпусов продолжалось до 11 июля 1944 года.

От группы германских армий «Центр», которая в веселой лихости миновала, не оглядываясь, эти края три года назад в полной уверенности относительно двухмесячной войны, теперь осталось всего восемь сильно потрепанных дивизий, неспособных прикрыть четырехсоткилометровую ширь прорыва советских армий. Белоруссия, самая верная и жертвенная сестра, была освобождена. Баграмян освободил Полоцк, а Рокоссовский выходил на Брест.

Никогда еще вермахт не терпел столь сокрушительного поражения. Потеряны в открытом бою 28 дивизий и 350 тысяч солдат. 17 июля случилось необычное. По посуровевшим улицам советской столицы прошла огромная колонна — 57 тысяч германских военнопленных — в основном взятых в плен в ходе операции «Багратион». Во главе колонны шли 19 генералов, у каждого Железный крест. Во главе колонны с Рыцарским крестом шел генерал Голвицер, командующий корпусом, взятый в плен в Витебске. Они дошли до Москвы. Молчаливая толпа смотрела на тех, кто хотел стать хозяевами России. Это был великий момент. Исход войны был уже необратим. Цитируя немецкие газеты, завершилась битва «апокалиптических» пропорций. Судьба Германии окончательно решилась в непокорившейся Белоруссии.

8 июля Сталин призывает Жукова, Антонова и сотрудников Генерального штаба. Возможно, это была одна из немногих конференций, когда в воздухе царило то, что называют эйфорией. Не многие генералы видели Сталина в таком приподнятом состоянии духа. Обед (завтрак для поздно встающего Сталина) начался у Сталина с Жуковым и Антоновым в два часа пополудни. Сталин спросил Жукова, не могут ли войска дойти до Вислы в ходе текущего наступления?

Иные названия влекут уже военачальников. Генштаб ставит задачу: Прибалтика и Польша. Баграмяну поручается двигаться на Каунас, Черняховскому — на Вильнюс и Лиду, Захарову — на западный берег Немана и польский Белосток, Рокоссовскому — на Барановичи и Брест. В день от 15 до 20 километров продвижения. В условиях, когда Модель поспевал лишь оборачиваться, эти планы были реализованы достаточно быстро. Барановичи взяты 8 июля, Вильнюс — 13 июля, пять армий Баграмяна подошли к литовской и латвийской границе. И Полесские болота уже позади, что более всего радовало танкисте®. Утром 17 июля неунывающий Рокоссовский сделал еще один могучий бросок. Традиционная канонада предварила выход вперед его пехоты, а ее было много — девять пехотных армий (из которых одна была польской), одна танковая (2-я), два танковых и один кавалерийский корпус. Через шесть дней 8-я гвардейская армия сталинградского Чуйкова вошла в польский Люблин и повернула на север, чтобы сравнить Волгу с Вислой. Черняховский берет Каунас.