На следующий день Гитлер обратился к стране: «Во-первых, вы должны знать, что я жив и нахожусь в добром здравии; во-вторых, вы должны знать о преступлении, беспримерном в истории Германии». Заговор был составлен «маленькой группой амбициозных, безответственных и в то же время глупых, преступных офицеров. Судьбе было угодно сберечь меня, это знак, что провидение велит мне продолжить выполнение поставленной предо мной задачи». Путч потерпел полное поражение, гестапо не знало устали в поисках виновных, и такие хитрецы, как генерал Фромм, не отделались устранением Штауффенберга. Это было величайшее унижение традиционного офицерского корпуса Германии. Остановить движение Германии к поражению им не удалось. Первым это признал назначенный 21 июля начальником штаба сухопутных сил генерал Гудериан, он призвал офицеров отныне быть «проводниками национал-социализма». Судьба заговорщиков была страшной. А в СССР фельдмаршал Паулюс согласился сотрудничать с антифашистским «Союзом немецких офицеров».

Польский вопрос

Напомним, что Красная Армия 17 июля 1944 года пересекла польскую границу, и польское эмигрантское правительство в Лондоне призвало к «максимально раннему восстановлению суверенной польской администрации на освобожденных территориях Республики Польша, единственного и законного слуги и выразителя идей польской нации». Но и Рузвельт и Черчилль должны были призвать эмигрантское польское правительство к реализму. Уже двадцатого января 1944 года Черчилль на встрече с лидерами поляков в Лондоне посоветовал им «принять «линию Керзона» за основу для дискуссий», поскольку им обещаны немецкие территории на западе — вплоть до Одера. Черчилль выступал в непривычной роли адвоката Советского Союза. Потребности обеспечения безопасности СССР от еще одного сокрушительного германского наступления, объяснял Черчилль, а также «огромные жертвы и достижения русских армий» в процессе освобождения Польши дают русским право на пересмотр польских границ.

17 июня 1944 года президент Рузвельт лично писал Сталину, что визит премьер-министра эмиграционного правительства Миколайчи-ка в Вашингтон «никоим образом не связан с какими-либо попытками с моей стороны вмешаться в спор между польским и советским правительствами. Я должен уверить вас, что не создается никаких планов или предложений, затрагивающих польско-советские отношения». Написано это было десять дней спустя после высадки в Нормандии, где уже сотни тысяч американских солдат закрепляли плацдарм и более всего нуждались в летнем наступлении Красной Армии. Президент Рузвельт при этом сознательно дал Миколайчику «государственный обед», подчеркивая его легитимные права и американскую поддержку. Обсуждая проблему будущих границ Польши, Рузвельт пока не хотел жестко привязывать себя к вопросу, который был политическим динамитом для антигитлеровской коалиции. Он сказал Миколайчику, что провел все утро, изучая карты Польши. Это было сложным делом, так как на протяжении последних трех столетий Польша включала в себя значительную часть России, а также части Германии и Чехословакии. Сложно, повторил президент, определить подлинную карту Польши.

Выход советских войск в июле 1944 года к советско-польской границе поставил проблему Польши на первый план военной дипломатии. Понимая, что именно Советам придется освобождать Польшу, Рузвельт обратился к Сталину с просьбой принять Миколайчика в Москве, но не получил отклика. Советское руководство определило польский лондонский комитет как «эфемерный» и объявило о своем намерении признать ту польскую организацию, которая в Люблине начала укрепляться на собственно польской территории — Польский комитет национального освобождения. Сталин соглашался принять Миколайчика, если тот обратится к нему через посредство указанного комитета. Проблема Восточной Европы становится отныне в ряд наиболее существенных для союзнической дипломатии антигитлеровской коалиции.

Англичане ощущали эту проблему еще обостренней. Там смотрели на Польшу в контексте будущего всей Восточной Европы. Уже в конце мая 1944 года английский посол Галифакс тайно выдвинул перед госсекретарем Хэллом предложение: англичане постараются договориться с русскими по поводу раздела сфер влияния на Балканах. Галифакс сообщил, что Лондон желал бы обеспечить свое преобладание в Греции за счет предоставления СССР «свободы рук» там, где Запад все равно не имел рычагов влияния, — в Румынии. Черчилль хотел перед Рузвельтом смягчить «суровый реализм» предлагаемой англичанами сделки. Речь, мол, идет лишь о сугубо временном соглашении.

Но Рузвельту, во-первых, не нравились сделки, в которых ему отводилась роль свидетеля, а во-вторых (и это в данном случае главное), он не желал преждевременного дробления мира на зоны влияния. Экономическое и военное могущество Америки обещало гораздо большее. Рузвельт ответил Черчиллю, что понимает его мотивы, но боится, что «временный» раздел может превратиться на Балканах в «постоянный».

Вперед с понятным энтузиазмом к Висле шла 1-я Польская армия, ее обходили танкисты 2-й танковой армии. В первый же день наступления 2-я танковая прошла 50 километров. Кончалось топливо, немцы задействовали штурмовую авиацию, подходил к концу запас снарядов. Ивсе же 31 июля передовые танки с автоматчиками на корпусах машин вышли к Отвоку и Радзимину — где-то около 20 километров к северо-востоку и востоку от восточнобережного пригорода Варшавы Праги. Здесь 2-я танковая армия натолкнулась на жесткое сопротивление того, что английский историк Эриксон назвал «плотной и устрашающей концентрацией германских бронетанковых войск». Здесь на пути к Варшаве стояли те, кто составил элиту войск Гитлера: танковые дивизии СС «Викинг», «Герман Геринг», «Мертвая голова» и еще две танковые дивизии, 4-я и 19-я. Позади танки 11-го танкового корпуса Юшчука выбивали немцев из Седлица, а правый фланг Рокоссовского завершал бои в районе Бреста. Объяснимо, что понесший значительные потери 1-й Белорусский фронт Рокоссовского насторожился, встретив у Праги такую концентрацию бронетанковых войск вермахта, среди которых виднелись последние модели тяжелых германских танков — «королевских тигров».

Обратим внимание на то, что в наступлении между Люблином и подходами к Праге советские танковые войска потеряли не меньше 500 танков и самоходных орудий. 28 июля жители Варшавы слышали оружейную канонаду, но в дальнейшем 2-я советская танковая армия получила приказ отойти от убийственной концентрации германской мощи. Армия Крайова, возможно, не знала о концентрации германских войск и о частичном отходе нашей 2-й армии; возможно, ей представлялось, что Советская Армия уже взяла Прагу. Или близка к этому. 27 июля 1944 года военный комендант Варшавы генерал люфтваффе Штахель объявил, что город будет защищаться, для чего и призвал гражданское население на фортификационные работы.

Командующий советской 2-й танковой армией генерал-майор Радзиевский отвел свои танки, чтобы собрать их в кулак и достоверно определить мощь немцев у Праги. Всем танковым частям было приказано перейти к обороне с 1 августа 1944 года.

Сталин в отношениях с поляками Лондона (и любыми поляками) стоял на двух принципиальных позициях: «линия Керзона» как государственная граница; реорганизация польского правительства в изгнании. Армия Крайова боролась с теми из советских партизан, которые, по мнению лондонского правительства поляков, выходили на суверенную территорию Польши.