Сначала Феликс подумал, что это были лепестки роз, но подойдя ближе понял, что красный оттенок лепесткам придавала разбрызганная повсюду кровь.

Но ни странная кровать, ни брызги крови, не притягивали к себе такое внимание, как молодая принцесса, что лежала на белых лепестках. Облаченная в экзотические ночные одежды, больше похожие на тонкие блестящие занавески, которые были обмотаны вокруг ее тела, женщина прижимала к себе новорожденного младенца. Эта была та самая четверорукая принцесса, рядом с которой, расчесывая ее волосы и омывая ноги, стояли две юных служанки. Помимо своих обязанностей, служанки еще и в унисон напевали мелодичными голосами неизвестную колыбельную. Вместе с ними пела и принцесса, на лице которой, впервые за все время, Феликс увидел неподдельную радость и безграничную любовь. Наблюдая за ней, маленький никс отметил, что вокруг головы младенца, который был завернут в блестящую, словно расплавленное серебро, пеленку, сияет сложный звездный нимб, испещренный разными знаками и узорами, сотканными из космического света.

Рассматривая мать с младенцем, Феликс не сразу заметил, как служанки закончили свою колыбельную, и вокруг ненадолго наступила тишина.

— Это счастье для всех нас, ваше высочество, что именно вам удалось исполнить предначертанное владыками святых Дворов. — наконец сказала одна из служанок. — Но позвольте спросить, какое имя вы дали нашему повелителю?

Не отрывая восторженного взгляд от маленького светящегося свертка у себя в руках, принцесса провела по нему одной из своих рук и с любовью, почти шепотом, проговорила:

— Сахимэль.

Только она это сказала, как массивные тучи заслонили эту картину, и Феликс с Эном вновь остались парить в бурлящей грозами пустоте. И опять это все продлилось недолго. Сначала появился мраморный пол, а затем тучи стали вновь подниматься вверх, открывая вид на все тот же тронный зал, но уже заполненный большим количеством народа. Великое множество правителей, с самыми необыкновенными коронами на головах, стояли вдоль стен, словно обычные слуги, которых тут и вовсе не было видно. Феликсу показалось, что он попал в какой-то райский сад, где с каждой ветки на него смотрели сотни экзотических птиц в ярком оперении. В зале не было ни одного человека, который не смог бы приковать к себе внимание, если бы решился пройтись по улицам любой имперской столицы. Среди них были как обычные люди, так и короли арлекинов с правителями арнистрийцев, и еще правители многих других народов, которых Феликс никогда в жизни не встречал. Ему даже подумалось, что среди этой разношерстной толпы он приметил и яркую Нананиль, только вот в этот раз она была намного выше и взрослее. Но сейчас все эти владыки стояли, опустив головы в раболепном повиновении. Феликс увидел все тот же большой трон, на котором теперь восседал некто или нечто, с ног до головы накрытый белой тканью. Ничего примечательного в нем не было, если не считать святого свечения, которое пробивалось сквозь легкую ткань. И все же порой, когда плотная ткань колыхалась, Феликсу удавалось увидеть огонь, вырывающийся из белых складок. В голову маленького никса даже закралось глупое предположение, что кроме огня под тканью больше ничего и нет. Вместе с этим по обе стороны от сидевшего на троне существа парили две небесные сферы, похожие на скопления огненных колес, которые непрерывно вращались в хаотичном порядке вокруг парящих мечей, что находились в их центре.

Достаточно наглядевшись на нового посланника, Феликс обратил внимание на тех, кто стоял сейчас у подножия высокого трона. Вернее, стояла лишь одна фигура. Темная принцесса вышла вперед со своим новорожденным ребенком, когда как ее сестры бессильно лежали у ее ног. Самая старшая, с длинной золотой косой, все еще держала в руках свое дитя, плача и качая его на руках. При этом алая ткань, которой был укутан младенец, была объята солнечным пламенем, которое, впрочем, не вредило ничему и никому. Вторая же сестра, казалось, и вовсе потеряла сознание. Распластавшись на полу в агонизирующей, но в тоже время не лишенной театральности позе, она закрывала лицо руками и изгибала спину, совсем забыв про своего ребенка, которого подхватили ее служанки. Феликс успел увидеть, когда те уносили красивый сверток, как из него выпало несколько белых пушистых перышек.

Третья же принцесса не обратила на страдания своих старших сестер ни малейшего внимание, а ее взгляд был сосредоточен на безликом посланце, который был укрыт тканью. Взгляды же всех остальных присутствующих были устремлены на нее и младенца, которого та держала в руках. Феликс отметил, что молодая принцесса держит ребенка второй парой рук, которые по-прежнему были закованы в драгоценные цепи.

— Кааптра, воистину тебе уготовлено мировое величие! — внезапно раздался напевный голос, и на этот раз он исходил от самого посланца. К тому же этот голос был намного более человеческий, и даже казался знакомым. Он был лилейным и чистым, а также отдающим потусторонней силой и сладкой лестью. Феликс попытался вспомнить, где он мог его услышать, но все увиденное и услышанное им за последнее время затмило предыдущие события. К тому же маленький никс стал опасаться того, что если слишком долго будет придаваться старым воспоминаниям, то упустит новые. А пока он думал, сладкоголосый посланец на троне продолжил говорить:

— Перед всеми земными правителями, яви же того, кому уготована судьба быть выше всего остального в этом мире!

Взгляды всех присутствующих владык устремились на ребенка, которого в этот момент подняла над их головами принцесса. Он все еще был замотан в шелковые пеленки, но верхняя часть ткани спала, открыв лицо младенца. Теперь и Феликс увидел, как вспыхнул над маленькой головой звездный ореол, и яркий дневной свет, который пробивался сквозь прозрачный купол дворца, в одночасье сменился мягким и убаюкивающим ночным спокойствием. Феликс было подумал, что это воспоминание стало таким образом меняться на новое, но по завороженным взглядам присутствующих королей, которые переводили удивленные глаза с ребенка на прозрачный купол и обратно, маленький никс понял, что и они увидели невероятные перемены, и как светлый день в момент стал глубокой ночью. Все тут же попадали ниц, увидев это чудо. Феликс же, затаив дыхание, смотрел на лицо ребенка.

Это был мальчик, и в этом не было никакого сомнения. И Феликс понял это не по тем признакам, по которым обычно отличают мальчика от девочки, а по золотым глазам, которые сейчас смотрели на него не только из миража воспоминаний, но и со стороны, оттуда, где стоял молодой ювелир.

— Это… — начал было Феликс, переводя взгляд с Эна на принцессу с младенцем.

За место ответа Эн развязал свою алую повязку с