было тесно рядом с Сато и Андерсоном. — Череп, или «caput mortuum»,[178] означает последнюю перемену в человеческой жизни — разложение физической оболочки — и напоминает о бренности нашего тела. Сера и соль — алхимические катализаторы перемен. Часы символизируют время, которое так же несет перемены. А это… — Лэнгдон указал на свечу, — первичный созидательный огонь и символ пробуждения человеческого разума ото сна. Преображение через озарение.

— А что здесь? — Сато ткнула в угол.

Андерсон посветил фонарем на огромную косу, прислоненную к стене.

— Вопреки распространенному мнению это не символ смерти, — ответил Лэнгдон. — Коса означает жатву, уборку даров природы, наделенных преображающей силой.

Сато и Андерсон погрузились в глубокое молчание, свыкаясь с непривычной обстановкой.

Лэнгдон хотел только одного: поскорее убраться отсюда.

— Понимаю, выглядит все это странно, — сказал он, — однако здесь не на что смотреть. Во многих масонских ложах есть точно такие же камеры.

— Но это не масонская ложа! — возразил Андерсон. — Это Капитолий США, и я хотел бы знать, откуда в моем здании взялась такая комната.

— Иногда масоны устраивают Камеру размышлений дома или на работе. Это обычная практика. — Лэнгдон слышал об одном бостонском хирурге, обставившем таким образом больничную кладовку, чтобы перед операциями размышлять о бренности бытия.

Сато встревожилась:

— Хотите сказать, Питер Соломон спускается сюда подумать о смерти?

— Не знаю, — искренне ответил Лэнгдон. — Может, он устроил святилище для работающих в здании братьев-масонов, чтобы им было где укрыться от суеты материального мира… Приют для влиятельных конгрессменов, где они могли бы подумать перед принятием важного решения о судьбах соотечественников.

— Какая прелесть, — съязвила Сато. — Вот только чувствую, Америка в беде, раз ее правители молятся в кладовках с косами и черепами.

«Напрасно, — подумал Лэнгдон. — Насколько иным был бы мир, если бы перед очередной войной власть имущие задумывались о необратимости смерти!»

Сато поджала губы и внимательно осмотрела все углы.

— Здесь должно быть что-то помимо костей и тарелок с химикатами, профессор. Кто-то выманил вас из Кембриджа, чтобы вы очутились именно в этой комнате.

Лэнгдон покрепче прижал к себе портфель, все еще не понимая, какое отношение имеет сверток к камере.

— Мэм, извините, но я не вижу тут ничего необычного. — Лэнгдон надеялся, что теперь они наконец займутся поисками Питера.

Луч фонарика опять задрожал, и Сато в гневе обернулась к Андерсону.

— Господи, неужели я много прошу?!

Она вытащила из кармана зажигалку, чиркнула кремнем и поднесла огонь к стоявшей на столе свече. Фитиль затрещал и вспыхнул, залив жутковатым светом тесную камеру. По стенам поползли длинные тени. Когда пламя разгорелось ярче, им открылось неожиданное зрелище.

— Смотрите! — воскликнул Андерсон, показывая пальцем.

На задней стене была выцветшая надпись — семь заглавных букв, образующих слово

VITRIOL

— При чем тут купорос? — не поняла Сато. На буквы легла зловещая тень в форме черепа.

— Вообще говоря, это акроним, — заметил Лэнгдон. — Он часто встречается в подобных камерах, это сокращение масонской медитативной мантры: «Visita interiorа terrae, rectificando invenies occultum lapiderm».

Сато взглянула на него едва ли не с уважением.

— Переведете?

— «Посети утробу земли, и, направив свой путь, ты найдешь тайный камень».

Сато насторожилась.

— Этот тайный камень как-нибудь связан с тайной пирамидой?

Лэнгдон пожал плечами — он бы не стал проводить такую параллель.

— Те, кому нравится придумывать всякие глупости про тайные вашингтонские пирамиды, сказали бы, что «occultum lapiderm» и есть пирамида. Другие считают, что имеется в виду Философский камень, якобы дарующий вечную жизнь и обращающий свинец в золото. Третьи думают, речь о Святая Святых, потайной каменной комнате в недрах Иерусалимского храма. Четвертые говорят о христианских отсылках к тайным учениям апостола Петра, чье имя в переводе с греческого означает «камень». Во всех эзотерических традициях есть свое понимание слов «occultum lapiderm», но в любом случае этот камень — источник силы и просветления.

Андерсон откашлялся.

— А не мог Соломон соврать этому гаду? Может, он нарочно сказал, будто здесь что-то есть… а на самом деле ничего нет.

Лэнгдону тоже приходила на ум такая мысль.

Вдруг пламя дрогнуло, как будто на сквозняке, а потом снова выпрямилось.

— Странно, — сказал Андерсон. — Надеюсь, никто не закрыл дверь… — Он вышел из камеры в темный коридор. — Эй!

Лэнгдон даже не смотрел на Андерсона: его внимание приковала задняя стена.

«Что это было?»

— Видели? — спросила Сато, обеспокоенно глядя на стену.

Лэнгдон кивнул; сердце забилось быстрее. «Видел, вот только что?»

Секунду назад стена дрогнула и замерцала, точно по ней прошла волна энергии.

В комнату вернулся Андерсон.

— Никого. — Он вошел, и по стене опять прошла рябь. — Черт! — закричал он, пятясь.

Все трое замерли на месте, не сводя глаз со стены. Лэнгдона пробрала дрожь — до него дошло, в чем дело. Он осторожно протянул руку и потрогал стену пальцами.

— Это не камень… — Сато и Андерсон с опаской подошли ближе, — а ткань.

— Она только что колыхнулась, — сказала Сато.

«Да, и очень странно колыхнулась».

Лэнгдон присмотрелся: блестящая поверхность ткани отразила свет столь удивительным образом, потому что поток воздуха увлек ее в другую сторону.

Лэнгдон осторожно надавил на стену и испуганно отдернул руку. «Там дыра!» Сердце бешено заколотилось у него в груди.

— Уберите ткань, — приказала Сато.

Профессор медленно взялся за край полотна, отвел его в сторону и потрясенно воззрился на то, что крылось по ту сторону.

«Господи…»

Сато и Андерсон в изумленном молчании смотрели в проем.

Наконец директор изрекла:

— А вот и наша пирамида.

Глава 39

Роберт Лэнгдон уставился в проем. За полотняной перегородкой оказалось идеально в форме квадрата отверстие со стороной около трех футов, проделанное прямо в стене, — видимо, из нее убрали кирпичи. Сначала Лэнгдону показалось, будто проем ведет в смежную комнату, но теперь он увидел, что это не так.

Углубление уходило в стену лишь на несколько футов и напоминало музейную нишу для статуэток. И действительно, внутри находился небольшой предмет.

Кусок гранита примерно девяти дюймов в высоту. Идеально гладкие стенки отражали свет свечи.

Лэнгдон окончательно растерялся.

«Пирамида?!»

— Судя по вашему удивленному взгляду, — сказала директор СБ, — такого предмета в Камере размышлений быть не должно?

Лэнгдон покачал головой.

— Так, может, вы немного пересмотрите свои убеждения насчет тайной масонской пирамиды в Вашингтоне? — Тон у Сато был почти самодовольный.

— Директор, — тут же ответил Лэнгдон, — эта пирамидка не легендарная масонская пирамида.

— То есть мы по чистому совпадению нашли ее в самом сердце Капитолия, в тайной комнате, принадлежащей масонскому главарю?

Лэнгдон потер глаза, стараясь мыслить здраво.

— Мэм, она даже не похожа на пирамиду