Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но особенно единодушными в своем недовольстве оказались женщины, которых много пришло на митинг.
Посыпались реплики:
— А как быть безработным?
— Богатым хорошо, а нам так и сяк худо.
— Вы, мужики, только одно и умеете — не работать!
— Опять нам, бабам на своем горбу все семейство тащить! — пронзительно закричала симпатичная молодайка с младенцем на руках. — А ребенка моего кто будет кормить? Ты, что ли, толстомордый? — адресовалась она к оратору. — Так для того титьки у тебя ишо не отросли. Или уже отросли?..
— Женщина, — строго произнес оратор, — помни свое место. Не надо превращать общественное мероприятие в балаган.
— Все вы, мужики, на одну колодку, — не унималась молодайка. — Вам лишь бы не работать, а причина всегда найдется.
— Умолкни, женщина.
Неожиданно для всех молодица с ребенком ловко взбежала по хлипкой лесенке на трибуну, подскочила к оратору и свободной рукой ухватила его за ворот рубашки:
— Давай!
— Чего тебе? — растерялся оратор.
— Расстегивай, говорю!
Выступающий машинально выполнил экстравагантное требование, еще не догадываясь, с чем оно связано.
— А теперь доставай! — потребовала она.
— Чего доставать-то?
— Грудь свою доставай, баламут! Будешь дите мое кормить. У меня молоко от всех ваших дел пропало, — строго пояснила молодая женщина под общий хохот.
Время между тем неприметно подошло к обеду, и толпа на площади стала заметно редеть.
— Честно говоря, я ожидал сегодня худшего, — произнес генерал.
— Я тоже, — признался Завитушный.
— Только бы они не уцепились за этот самый акт гражданского неповиновения.
— По моему, они пропустили предложение мимо ушей.
Матейченков покачал головой:
— Дай-то бог.
— Иваныч, у меня живот подвело.
— Да и я проголодался.
— Пойдем перекусим.
— Приглашаю в гостиничный буфет, хотя от их пищи можно вполне свои ноги протянуть.
— У меня есть лучшее предложение.
— Например?
— У нас ведь во всю частная инициатива развивается, — улыбнулся Завитушный. — спасибо вашим российским экономистам. Научили. Каждый норовит обзавестись своим делом, пусть микроскопическим.
— Не пойму, куда клонишь.
— К тому, что неподалеку есть чудный маленький духанчик, частный сектор. Там недурно готовят, и недорого берут.
— И хозяина знаешь?
— Немного.
— Скажи, Серега, а есть в Черкесске человек, которого бы ты не знал? — спросил Матейченков.
— На такие вопросы я на голодный желудок не отвечаю.
Они не спеша шли по теневой стороне улицы, где было не так жарко, обсуждая ближайшие дела.
— А народ у вас с юмором, — заметил Матейченков, полный впечатлений от утреннего митинга.
Завитушный согласился:
— Этого добра хватает. А без юмора, Иван Иваныч, в наше время выжить невозможно.
— Крепко выступил мужик из штаба Семенова.
— Да, он умница. Владимир Семенов с ним всегда советуется.
— Что-что, а кадры Семенов подбирать умеет.
— Армейская закалка, — кивнул Завитушный.
— А старика знаешь?
— Который всем ораторам укорот делал?
— Ну да.
— Не знаю.
— Эге, вот ты какой всезнайка!
— Он не местный, — пояснил Завитушный, как бы оправдываясь. — не в Черкесске живет.
— А где?
— В горах. Думаю, в Приэльбрусье.
— Откуда знаешь?
— По выговору. Там у горцев свой акцент.
— Нет у него акцента.
— Ты не уловил, Иваныч.
— Он пьян был?
— Трезв как стеклышко.
— Что ж он ораторам мешал?
— Наверно, развлечься хотел.
— Мог нарваться.
— Запросто. Его счастье, что никто крови не жаждал. А то бы накостыляли по первое число, даром что у нас старик — лицо уважаемое.
— Далеко твой духанчик?
— За углом.
Матейченков вздохнул:
— Женщину с ребенком жалко.
— Да, бабам во время передряг достается больше всего, — согласился Завитушный. — Такова особенность Востока.
— Как, впрочем, и Запада. А также всех прочих частей света, — добавил генерал.
Вскоре они остановились перед подвальчиком, из гостеприимно открытых дверей которого тянуло прохладой.
— Проше пана, — Завитушный посторонился, пропуская вперед своего начальника.
В помещении народу было немного — видно, цены все-таки кусались, подумал Матейченков. Приятно пахло молодым терпким вином, жареным на вертеле барашком.
Они сели в дальнем углу, за обшарпанный столик, старательно обклеенный голубым пластиком. Предстояло кое-что обсудить, и генерал не хотел, чтобы их разговор достиг до чужих ушей. Из головы не выходило предложение, озвученное представителем штаба Владимира Семенова. И ежу понятно, что он говорил отнюдь не от собственного имени и не во власти внезапного озарения…
Начинался новый этап в жизни республики, новая телесерия, как выразился бы Завитушный.
— Слышал я тревожные вести, товарищ генерал, — понизив голос, произнес Завитушный, когда они уселись за приземистый столик.
— Что такое?
— Отдельных наших ребят, которых карачаевцы да чеченцы захватывают в плен, они заставляют принять ислам.
Генерал побарабанил пальцами по столу.
— Дело скверное. Хорошо, что сказал, Сергеич. Займусь этим делом, поговорю с командирами. — И после продолжительной паузы добавил: — Слушай, может просто это военная хитрость?
— Как так?
— Ну, для того, чтобы выжить, приняли мусульманство, а вернутся домой — откажутся от него.
Помощник покачал головой:
— Не так все просто, товарищ генерал. — Чеченцы не так просты.
— Силком заставляют?
— Кровью замазывают. Чтобы приняли в новую веру, солдат должен собственноручно убить товарища и отрезать ему голову. И все это снимают на видео…
Генерал нахмурился:
— Первый раз о таком слышу.
— А это ваххабиты недавно придумали. Это они называют — верность на крови.