– Ты, на Крамолу накапал? Вижу ты. – повернулся кинорежиссер к побледневшему правоведу Правдуновскому.

– Я, написал правду, я всегда говорю только правду, – еще более побледнев, оправдывался правозащитник.

– Ну, если ты такой патологический «Правдун», – тогда другое дело. Только почему ты не указал, что и строительство города, и все технические и социальные достижения – заслуга деда? – возмутился режиссер.

– Откуда он знает? – заволновался правозащитник. С началом новой власти, он старался забыть свое прошлое, тщательно скрывал свою биографию. Он скрывал, как молодой токарь получил прозвище «правдунок», за беспощадные, обличительные речи на всех собраниях, особенно после проверок завода высокими комиссиями.

Скрывал, как обличал руководство завода и города комсомольский вожак, а вскоре секретарь партийной организации завода – «правдец», Скрывал, как помогал обанкротить завод, а затем и продать его, влиятельному бизнес-мену начальник юридического отдела завода – «Правдун». Новое руководство не пожелало иметь в штате такого высо-кооплачиваемого баламута, и его опять поставили к токарному станку.

Но, влиятельное лицо – владелец завода, не забыл об ока-занных услугах, и вскоре, представил обществу, последова-тельного и непримиримого борца за демократию, очень быстро трансформировав, его в правозащитника.

Больше всего новоиспеченный правозащитник боялся, что всплывет его мутное прошлое, еще он панически боялся вернуться снова к токарному станку. Поэтому его и напугала фраза, брошенная режиссером, было от чего запаниковать.

Но, не таков был «Правдун». Бесконечные обвинительные речи, и особенно последствия этих речей, закалили его, сде-лали, ловким, изворотливым и непотопляемым, научили искать и находить компромиссы, выходить из трудного положения…

В гостиничный номер к кинорежиссеру, заглянул генерал Жуков:

– Надо выручать Крамолу-деда, жалко, если пропадет человек по недоразумению, как его отец. Через двадцать минут, они были в гостиничном номере деда.

Но еще не успели обсудить создавшееся трудное положение, как в номер постучал правозащитник.

– А, явился «правдец», теперь будет нам конец, – напомнил режиссер правозащитнику, присказку которой того встречали на собраниях в дни заводской молодости. (Возможно, читатель закончит эту присказку другим более народным словом, но это его дело).

Но правдун, понимал, что его столь трудной карьере может настать конец. пришел добывать спасительный компромисс.

Не мало побегав, в свои комсомольские годы за бутылкой, при проведении подобных встречь, правдун хорошо знал, что выставляется на стол в этих беседах, он хорошо знал обязанности «штатного гонца». Не дав, присутствующим опомниться, правовед быстро выставил на стол коньяк и закуску. Однако Крамола, оперативно убрал, нераспечатанную бутылку выставив ее за дверь, в коридор.

Проворчал при этом, что он давно забыл вкус этой мерзости, а здоровье гостей ему не безразлично.

На стол же, дед подал свой фирменный степной чай.

Во время беседы генерал долго рассказывал, как трудно приходится возвращать к плодотворной, деятельной жизни незаконно репрессированных, с какими изощренными схемами мошенничества ему приходится бороться, со времен т. н. всеобщей приватизации. Сказал он и о том, что дед несомненно заслуживает всяческого поощрения, а не изоляции от общест-ва, несмотря на то, что многим, он жизнь все-таки подперчил.

Кинорежиссер оказался всецело на стороне Крамолы, всячески старался его защищать.

Правозащитник измученный поисками компомисса, предложил, в конце – концов, отозвать свое письмо, как напи-санное ошибочно.

А для пушей поддержки Крамолы он предложил всей комис-сией выехать для проверки одного из домов престарелых в Московской области. Пригласить туда же и центральное телевидение. Крамола же категорически был против телевидения, заверив, что для правозащитника, показ убожества стардома, возможно и плюс, а вот для телезрителей, постоянно загружаемых чернухой, все это слишком тяжелая нагрузка, Для осуществления задуманного, оставалось только убедить председателя комиссии, Сделать это поручили «Правдуну».

Через несколько дней, вертолет с представительной комиссией приземлился в одном из подмосковных поселков.

К дому для престарелых, пришлось около километра идти пешком.

Еще издалека, прибывшие увидели, как к подъезду домаподкатили два автомобиля; грузовик, загруженный домашним скарбом и, легковой автомобиль из которого два дюжих молодца насильно выволокли отчаянно упирающуюся старуху.

Из дверей дома выскочил невысокий толстый человек и принялся что-то кричать, энергично размахивая руками.

– Ходячий хлам на второй этаж, а не ходячий, сваливайте вон к той куче, – услышали подходившие его напряженный, противно визжащий голос. Посредине двора навалена куча старой мебели и бытовых вещей, – Это все, что удается привезти старикам.

– Директор дома для престарелых – Жабин Павел Петрович, – представился толстяк приятным – заискивающим голоском.

– Вот притащили, очередную неучтенку, безо всяких документов, а у меня и так все забито, мест нет, – пожаловался он, кисло улыбаясь, отчего, стал походить на жабу. Комиссия вошла в дом.

Было время завтрака. По коридору две пожилые санитарки катили, гремящюю, как старый раздолбанный трамвай тележку с ведрами утренней каши и чая:

– Завтрак, завтрак, поднимайтесь! – хрипло кричит одна из женщин.

В коридор из комнат-камер потянулись старики и старухи.

Лица бледные, серые с блеклыми выцветшими, потухшими глазами, ни одной улыбки, ни одного бодрого слова, у всех тарелки, кружки в трясущихся руках, многие с костылями и палками, едва передвигаются.

Воздух, наполненный запахами лекарств, гниющей древесины и сырости, дополнился отвратительным «аро – матом» прокисшей каши, еще резко, необъяснимо, незнакомо пахло старостью.

– Чем это у вас так воняет?! – не выдержал один из военных.

– Да старичье наше сквозняков боится, не дают проветривать, – убедительно оправдался директор, виновато искривив свой жабий рот в улыбке.

– Все ясно, больше смотреть нечего, да и не стоит! – Возмущенно скомандовал председатель комиссии.

– Вот, где твое поле деятельности, вот, где тебе работы непочатый край! А не строчить жалобы на Крамолу, – продолжил он, повернувшись к правозащитнику Правдуновскому.

– Я, всегда за правовое государство, за демократию, – попытался оправдаться правдун.

– В том и разница между вами. Крамола работает, во благо людей, а ты защищаешь абстрактное, придуманное кем-то право! – Возмутился кинорежиссер.

На улице все увидели, как из лихо подкатившего по – лицейского автомобиля служители закона выволокли высокого, довольно крепкого еще старика.