– Чёрт! – второй раз чертыхнулся Шелестов, вернув перевёрнутый тяжёлый столик в исходное положение, не касаясь закладки.

– Как минимум, завтра, со мною будет попытка проведения воспитательной беседы! Вопрос, кто её будет проводить? – быстро пронеслась в голове Антона недобрая мысль.

Авантюрный план созрел мгновенно.

Всё это время Анна сидела на диване и спокойно смотрела за действиями Антона. Ни тревоги, ни глупых вопросов.

– Умная девочка! У неё дома, в Америке, небось, дела покруче со всякими там шпионскими штучками проворачивают! – мысленно предположил Антон.

– А знаете, Анна! Хотите сделать небольшой репортаж о работе московской милиции? Я попробую договориться со своим руководством!

Шольц моментально среагировала на перемену в настроении Шелестова. Казалось, она сразу всё поняла.

– Конечно, хочу!

– О’кей! Тогда завтра подъезжайте к моему отделению милиции к 10 часам утра. Хорошо? Я сейчас Вам запишу адрес и номер моего служебного телефона! Дайте, пожалуйста, ручку и лист бумаги.

Антон удобно расположился за рабочим столом Анны, на котором царил полнейший беспорядок.

Шольц достала из дипломата, стоявшего у стола, шариковую ручку и толстый еженедельник в кожаном переплёте, открыла его, пролистала несколько страниц, и положила перед Шелестовым.

Вот! Запишите здесь, чтобы я не потеряла! – Анна стояла перед сидящим Антоном и выжидательно смотрела ему в глаза.

– Мне уже становится страшно! Ай да умница! «Птица говорун отличается умом и сообразительностью» – Шелестов вспомнил популярный мультфильм «Тайна третьей планеты»27, и уже с интересом посмотрел на журналистку.

На левой чистой стороне еженедельника Антон написал адрес своего отделения, конечно же, по-английски, и свои рабочий и домашний номера телефонов. Затем внимательно посмотрел на Анну и на левой стороне добавил: «Анна! Жду Вас сегодня ровно в 20.00 в центре зала метро „Маяковская“. Там поговорим!».

– Готово! Можете посмотреть, я всё написал! Мы договорились? – Шелестов развернул еженедельник так, чтобы Шольц прочитала.

– Да! Я поняла! Я буду!

– Тогда, разрешите откланяться, у меня ещё дела! – Антон встал из-за стола и вышел в коридор.

Шелестов знал, что до станции метро «Маяковская» он доберётся относительно быстро, и там будет раньше 20.00. Ему просто нужно было время подумать. Ситуация складывалась хреновая. То, что завтра у него начнутся проблемы, он не сомневался. Но был и плюс, который Шелестов хотел использовать по полной программе. Информация, которую сообщил ему Александр Марков, была, с одной стороны положительной: убийца Антонио Гонгора взят, дальше уже дело за прокуратурой. Завтра все вернуться к своим обязанностям, так как гонка закончилась. С другой стороны, Шелестов не верил, что это совершил какой-то там массажист из гостиницы. Вопрос – как он прошёл в дипкорпус? И всё! Ответа не было. Антон излазил подходы к зданию вдоль и поперёк. Резюме: в квартиру атташе незамеченным можно было попасть только на воздушном шаре или вертолёте, потому что пройти мимо сотрудника ООДП в единственный подъезд не возможно. Перелезть через ограду из сетки тоже не реально: ни пятиметровая высота сетки – рабицы, ни расстояние до будки ООДП, представляющее собой чистое пространство, к тому же покрытое белым снегом, ни наличие мощных прожекторов по углам периметра, не давали никаких шансов. Сергея Бабинцева, младшего лейтенанта милиции, который дежурил в те сутки, волкодавы из КГБ и Качанов отработали по – полной. Подняли все его связи, аж со школы, включая жену. После двух дней интенсивных допросов, Бабинцев вернулся к себе в ООДП, написал заявление на увольнение, швырнул его на стол начальника и конкретно запил. Но и Качан, тоже, можно было понять, потому что версия о возможном сговоре или подкупе Сергея с убийцей должна была занимать одно из первых позиций. Порядок есть порядок.

Шелестов не спеша вышел из метро на улицу, осмотрелся, лениво дошёл до киоска «Цветы». Перед ним была не большая очередь из пяти мужчин, желающих расстаться с небольшой суммой рублей, для покупки пучка растений, который будет выброшен через пару дней в помойное ведро. Мысль оказалась занимательной, и стал всматриваться в лица прохожих, скользнул взором на площадь перед памятником Маяковскому, на яркую вывеску ресторана «София» на противоположной стороне. Везде было полно народа, особенно много было студенческой молодёжи, собирающейся в небольшие стайки то здесь, то там, и громко обсуждающих свои проблемы, либо терпеливо ждущих кого-то. Вариантов было много. Особенно выделялись приезжие, легко отличимые по одежде, речи и количеству узлов тащимых на себе.

Предновогодняя праздничная Москва! Да даже и без слов «праздничная» и «предновогодняя» это слово заставляло гордиться тем, что Антон родился и вырос здесь.

Огромный город, город надежд и чаяний, город по сути своей похожий на самодостаточный организм, живущий по своим законам. И ничего, что идеи социализма и коммунизма в виде плакатов и транспарантов заняли все свободные места на стенах домов, и в виде растяжек между домами, откровенно показывая всю свою несусветную дурь, глупость и пошлость. «Да здравствует великий советский народ – вечный строитель коммунизма!», «Спасибо Родине за наше счастливое детство!», «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи», и что «Партия – наш рулевой!», а «Народ и партия – едины!». Вот как! Но все понимали, что это лишь мишура, картонная дурилка с серпом и молотом, навязанная великой стране и её столице кремлёвскими пенсионерами, впавшими в политический маразм…

Конечно, Москва – столица великого и по размерам, и по своей истории государства, тянула к себе людей из других городов, деревень и сёл, особенно молодёжь, давая надежду, кому на поступление в ВУЗ, кому – найти хорошую работу, кому-то на то, чтобы устроить свою личную жизнь. Каждый из таких приезжих, мужчин и женщин, юношей и девушек, верили в себя, свои силы. Москва была большая, она манила, волновала и пугала, она таила сокровища и скрывала страшные тайны, но проникнуть в глубины, и приблизиться к разгадкам, можно было только переехать сюда и начать жить, возможна даже снова.

И многие считали, что в этом Новом 1985 году их проблемы будут решены, либо с Дедом Морозом, либо ими самими, но без него. И, надо сказать, что некоторые были абсолютно правы. Но, только некоторые. Подавляющее же большинство оказались просто не приспособленными к тому темпу жизни и той жестокости в борьбе за место под солнцем, так сказать. Одним словом – Москва жестокий город.

А так, было весело наблюдать, как в очередной подъехавший троллейбус, практически не давая выйти пассажирам, начала ломиться толпа тех, кто ждал транспорт на остановке. В запотевших окнах виднелись унылые и усталые лица счастливчиков, которые смогли войти ранее, хотя и были спрессованы внутри капитально. Вообще, скрюченные внутри пассажиры более всего напоминали шедевр отечественной кулинарии: консервы «Кильки в томатном соусе», прозванные москвичами «братская могила». И как насмешка, наклейка на одном из стёкол гласила: «Граждане, автобус резиновый – места всем хватит».

Огромные кучи снега на обочине не давали возможности людям быстро сориентироваться, и быстро возникла большая давка.

Метрах в двадцати от Антона внезапно появились ещё два персонажа: невысокого роста, но коренастый дедок, лет семидесяти, одетый в солдатский овчинный полушубок, времён войны, подпоясанный солдатским кожаным ремнём, таща за собой тележку на колёсиках, в которых обычно пенсионеры таскают продукты с рынков или магазинов, и хромая горбатая бабуся с двумя пакетами мандаринов. Парочка внимательно смотрела, как штурмуется подошедший троллейбус – гармошка стаей будущих возможных пассажиров. Наконец, дед мотнул седой бородой в сторону троллейбуса, типа «На штурм!» и сладкая престарелая парочка начала набирать скорость. Впереди мчался дед, выставив левое мосластое плечо, как таран, в правой руке деда была тележка, летящая вслед за стариком, уже не касаясь колёсами утрамбованного снега. За ним быстро – быстро хромала горбатая бабуся.

Дед подлетел к толпе как раз в тот самый момент, когда дверь – гармошка троллейбуса, злобно зашипев, стала закрываться прямо перед ними.

– А, ну, пустииии! – утробно заорал подлетевший пенсионер и, воздев над головой тележку с мешком, вломился в дверной проём. Его вопль был похож на призывный крик