– Ну, так, – неопределенно пожала плечами Наталья Михайловна.

– Все указывает на то, что это он изготовил яд рицин, который убил вашего друга Трофима Максимова. Но пока не ясен мотив убийства. И непонятно, кто и зачем убил Голубева.

– Дрего был любовником жены Максимова и вполне мог желать ему смерти, – заметила Сергеева. – А Голубев… – она немного помолчала, – мог отравиться случайно, взяв на кухне, например, отравленную сметану, которая предназначалась Максимову.

– Да в том-то и дело, что после смерти Максимова никакого яда на кухне обнаружено не было. Убийца его либо хорошо спрятал, либо уничтожил. А на следующий день яд на кухне появился снова. То есть убийца принес его с собой и сделал так, чтобы, пробуя свои блюда, отравился бы именно Голубев.

– Ну, тогда действительно ничего не понятно, – Сергеева откинулась на спинку стула. – А вы-то сами что думаете?

– Я думаю, что отравление обоих шеф-поваров было намеренное и не связанное с конкурсом и главным призом, – ответил я. – Но мне совершенно непонятны мотивы убийств и, конечно, неизвестен их исполнитель, если это не Дрего Мора… Так вот, – вернулся я к первому вопросу, который хотел задать Сергеевой, – правда ли то, что жена Голубева была любовницей Максимова?

– Ну, у него были, конечно, женщины… – замялась Наталья Михайловна, поскольку мой вопрос был для нее неожиданным.

– Я говорю конкретно о Тамаре Голубевой.

– А вы откуда об этом знаете? – недоуменно спросила Сергеева.

– Ну… – промычал я, не зная, что ответить. – У меня свои источники.

– А-а, поня-атно, – протянула Наталья Михайловна. – Кажется, я догадываюсь о ваших источниках, это, наверное, вам рассказала та девушка из «Комсомолки».

– Ну… – снова промычал я, – как вам это сказать…

– Да, это правда, – не дожидаясь от меня вразумительного ответа, сказала Сергеева.

– Что ж, благодарю вас, – произнес я, допивая уже холодный кофе. – Вы мне очень помогли.

– Правда? – Сергеева насмешливо посмотрела на меня.

– Нет, не правда, – признался я. – То, что вы сказали, никак не проясняет ситуацию.

– Вот и я о том же, – сокрушенно произнесла Наталья Михайловна. – Еще вопросы будут?

– Нет. Спасибо вам. И за ответы на вопросы, а главное, за обед.

* * *

– Привет. Новости есть? – сказал я после того, как услышал от Володи: «Слушаю тебя».

– По какому поводу? – не сразу понял мой вопрос Коробов.

– По поводу убийств Максимова и Голубева.

Володя лишь только засопел в трубку, видно соображая, что ответить.

– Значит, есть, – констатировал я. – У меня тоже есть кое-что для тебя. Что, обменяемся новостями?

– А ты где сейчас? – спросил Коробов.

– На работе, – ответил я.

– Я сейчас к тебе приеду.

Я выключил трубку и увидел шефа. Он стоял в дверях и вопросительно смотрел на меня.

– Что? – спросил я.

– Где третья передача про конкурс поваров? – произнес он недовольно.

– Ее нет… пока, – ответил я.

– Когда будет? – поинтересовался шеф.

– Не могу знать, – буркнул я.

Мой ответ поразил шефа:

– Это как так? Нам послезавтра выходить с твоей передачей, завершать программу «Кому достанется “Добрыня”», а ты говоришь, что не можешь знать. Это меня крайне удивляет, Старый. Да и не бывает так у нас, – строго промолвил шеф. – Ты же сам знаешь.

– Теперь будет, – сказал я.

– Нет, не будет, – не согласился шеф.

– Следствие зашло в тупик, – я посмотрел на шефа, ища сочувствия, но не нашел его даже в его взгляде. – Нет никакого нового материала. И конкурс прикрыли.

– Придумай что-нибудь, – произнес шеф как само собой разумеющееся. – Раньше у тебя получалось.

«Избаловал я их, – такая вот посетила меня мысль. – Привыкли, что я либо раскрываю какие-нибудь преступления, либо кладу свою голову на плаху. А ее и так уже два раза едва не оттяпали. Как говорится, одна голова хорошо, но с телом лучше!»

– Думаю, да ничего в голову не приходит, – язвительно (после такой мысли) сказал я.

– А ты лучше думай, – проговорил шеф и подвел черту под нашим разговором. – Чтоб завтра к вечеру на третью передачу материал был. Крайний срок – послезавтра до обеда…

– Но…

Но говорить «но» было некому: шеф уже ушел.

И я стал думать. Думал я долго, но так ничего и не придумал.

Приехавший Володя тоже был не в духе. Оно и понятно: ни одной зацепки в деле убиения Максимова и Голубева. А ведь скоро с него спросят. Голубев из Администрации Президента не успокоится. Не справится Коробов, на его место назначат другого, а он запросто может потерять приставку «по особо важным делам» и снова стать простым следователем. Если ему, конечно, не пришьют служебного несоответствия и не попросят уйти со службы…

Времена-то нынче суровые!

– Говори, что у тебя за новость, – сказал Коробов, когда мы уединились в конце коридора на дерматиновом диванчике.

– Жена Голубева была любовницей Максимова, – сказал я без всяких предисловий.

– Это точно? – посмотрел на меня Володька, которого, похоже, моя новость не то чтобы удивила, а, скорее, ввела в еще большее уныние.

– Точно, – ответил я.

– Как узнал?

– Случайно.

– Это ничего не дает, – произнес Володька. – Только еще больше все запутывает… А Голубев про это знал?

Я пожал плечами:

– Теперь его уже не спросишь.

– Может, это Голубев отравил Максимова? – скорее самому себе, нежели мне, сказал следователь пока еще по особо важным делам.

Я промолчал, поскольку вопрос адресовался не мне.

– Тогда кто отравил самого Голубева? – продолжал задавать сам себе вопросы Володя. – Сергеева в отместку за своего друга и бывшего возлюбленного?

Я снова промолчал.

– А может, это все устроил итальянец этот, Дрего Мора? – поднял на меня взор Коробов. – И улики ему никто не подбрасывал? А мы ищем то, что давно лежит на виду…

– Я не знаю, – честно признался я. – А у тебя какие новости?

– Я тут подумал: может, в Москве и ближнем Подмосковье были еще отравления рицином. И решил проверить, – Коробов вздохнул. – Так вот: с начала июня и по вчерашний день рицином в Москве никто не травился. Алкоголем, таблетками разными, даже цианистым калием – было. Двенадцать самоубийств за неделю, представляешь? Все пожилые люди, кроме одного подростка, состоявшего на учете в психдиспансере. Рицином же в Москве никто не травился. А вот в Подмосковье один случай был зафиксирован. В Рузе. Опять же пожилой человек, Скворцов Виктор Васильевич, шестьдесят восемь лет. С криминальным, кстати, прошлым – половину жизни провел в тюрьмах и на зонах. Кличка Птаха.