И сказала:

– Для начала, я ее тебе не одалживала.

– Верно, не одалживала, просто я нелегко расстаюсь с вещами, сама понимаешь. – Он чуть выждал. – Так можно в туалет?

– Ему можно. – Хлоя кивком указала на меня. – А ты стой здесь.

– Ну, беги, Дэнни.

Я не двинулся с места.

– Давай уже! – резко сказал он.

Я переступил порог.

– Он расстроился, до слез, – объяснил отец. – Сама видишь, глаза у него мокрые. Всю дорогу ревел.

Хлоя не нашлась что ответить.

Если бы не две чашки чая за завтраком, я бы еще потерпел, но Хлоя делала мне знаки – давала сигналы, как самолет после посадки, – и я поддался. Она не спускала глаз с отца, когда закрывала дверь.

– Прямо по коридору, налево от кухни, – сказала она. – Ничего не трогай.

Во всем доме не горела ни одна лампочка, только из кухни пробивался свет. Где-то в глубине играла музыка – рваный танцевальный ритм, завывания труб, что-то похожее на джаз, но не совсем. Деревянные панели в коридоре были выкрашены в серо-голубой цвет. Не знаю, кто делал в доме ремонт, но уж точно не отец – краска легла неровно, пятнами. В раковине высилась гора посуды, за окном валялись в густой траве пластмассовые стулья. На плите остывала гигантская сковорода. Представь, будто ты прямо с улицы зашел в дом к чужим людям, – примерно так я себя и чувствовал.

В туалете висело старое зеркало из гримерки, обрамленное лампочками, ни одна не горела. И всюду были фотографии Хлои в гнутых рамках из оргстекла, где она, счастливая, позировала с другими девушками – подругами, решил я – на свадьбах, на солнечных заморских курортах, на горнолыжных трассах. Я разглядывал их, пока журчал в унитаз, и искал лицо отца. Но не нашел. Может быть, подумал я, он уже все уладил. И теперь отвезет меня домой.

Я вымыл руки, вытер сырым оранжевым полотенцем. На обратном пути подумал: наверняка у Хлои есть телефон. В прихожей я его не видел – может, на кухне?

Телефон висел на стене возле холодильника. Витой провод был до того растянут, что кольца не держали форму. Я набрал наш номер и стал ждать. Из гостиной еще лился нежный танцевальный мотив, в паузах вступал саксофон. Я сразу сник, услышав ровный мамин голос: “Здравствуйте, вы дозвонились до автоответчика Кэтлин Джаррет. Оставьте свое имя и номер, и я вам перезвоню. Оставьте сообщение после гудка. Спасибо большое!”

Сколько раз я лежал в гостиной на ковре перед телевизором, пока мама у меня за спиной проверяла сообщения! Сколько раз хихикал, слушая сбивчивые коротенькие послания. Но когда понадобилось самому говорить с автоответчиком, я оробел и стал запинаться чуть ли не на каждом слове, как малыш, пересказывающий фильм.

Я сказал: не волнуйся, я жив-здоров. Сказал: мы еще в Лидсе – знаешь Хлою, папину подругу? Мы у нее дома. Адреса не знаю, но где-то рядом крикетная площадка. Сказал, что на съемки, как было обещано, мы так и не попали. Рассказал про паб в Ротвелле. Объяснил, что не знаю, почему нас не пустили на съемки, но тут замешана Хлоя. Постарался все смягчить. Сказал, что мы, наверное, скоро будем дома. Обещал позвонить при первой возможности, только неизвестно, когда это будет. Сказал, что хочу остаток лета провести с ней в Литл-Миссендене, повидать дедушку. Сказал, что люблю ее и скучаю, и повесил трубку, чувствуя, что время вот-вот выйдет.

И тут я вспомнил, что стою посреди чужой кухни. Когда я говорил с автоответчиком, то перенесся далеко-далеко. Я представлял наш дом, потертый подлокотник дивана, где, как на жердочке, устраивалась мама, когда слушала сообщения, – и вот я опять один. Мелодия стихла, лишь барабан тихонько потрескивал. Я вышел в коридор. Хлои нигде не было. Дверь нараспашку, а хозяйки нет ни в доме, ни на улице. В доме напротив вместо штор висели простыни.

– Папа! – крикнул я. – Ты где? – И заглянул в гостиную, но там было пусто, лишь серая кушетка, застеленная одеялами, да на комоде конверт от пластинки “Бульвар Сен-Жермен”. – Эй! – позвал я. – Где все?

Сумка моя лежала одним концом на пороге, другим – на ступеньке крыльца. Я поднял ее – она казалась легче, чем была. Я тогда решил, что они уехали, а про меня забыли, и на душе стало спокойней, будто обезболивающее принял. И я вышел наружу, надеясь, что никакого “вольво” не увижу. Но когда заметил ржавый синий капот, у меня ослабели коленки.

Что-то переменилось, я сразу понял.

На водительском сиденье – Кью-Си, руки застыли на руле. Я вышел из калитки, заглянул ему в глаза – и никакого ответа, ни кивка, ни движения губ, ни взгляда искоса. Сказать “застыл” – значит ничего не сказать. Он был как заспиртованный.

На заднем сиденье сквозь мутное стекло я разглядел Хлою с отцом. Они тесно прижались друг к другу, даже чересчур тесно, подумалось мне. Открыв дверь, я рассмотрел их получше. Хлоя сидела прямо, голова упиралась в его левое плечо. Плотно сжатые губы казались прозрачными, ноздри расширялись – частые, отрывистые вздохи. Мне показалось, ее трясет. Отец тыкал кулаком ей в бок, под ребра.

– А говорил, тебе не нужно в туалет, – обратился он ко мне. – Сколько же чаю ты выпил?

Я не знал, что ответить.

– Ну что же ты стоишь, Дэнни? Залезай.

– А моя сумка? – пробормотал я. – Она…

– Под ноги поставь. Места там полно.

Я бросил сумку под ноги, пристегнулся. Кью-Си был уже пристегнут. Когда я устроился рядом, он наконец посмотрел на меня. Лицо каждой чертой своей будто просило у меня прощения.

– Куда теперь? – спросил он.

– Пусть Дэниэл решает.

Хлоя дышала часто-часто.

– Что-нибудь случилось? – спросил я, оборачиваясь.

Отец, вздрогнув, оттащил ее назад.

– Все отлично, лучше не бывает. Так, Хлоя? – Не услышав ответа, он еще сильней притянул ее к себе. – А?

И Хлоя проронила сдавленно:

– Да.

Кью-Си завел мотор.

– Не гони, – предупредил отец. – А то знаешь, что будет.

Автомобиль дал задний ход, захрустел под колесами гравий. Перед нами лежал длинный крутой спуск.

– Ну, решай, Дэниэл, – попросил Кью-Си. – Куда скажешь, туда и поедем.

Я совсем растерялся.

Ничего не приходило в голову.

– Домой. – Ответ прозвучал нерешительно, как вопрос.

Кью-Си метнул сердитый взгляд в зеркало заднего вида:

– Слышал?

– Да, слышал, – отозвался отец. Никогда прежде его голос не звучал так глухо. Он уже не прикидывался добрячком. В ту минуту он был мне чужой.

– Итак? Какой у нас план? Зачем я вам здесь нужен? – спросил Кью-Си.

– Домой мы пока не поедем. Спроси его еще раз. Эй, Дэнище… – Отец пихнул коленом спинку моего кресла. – Дэн… – Он пихнул еще раз, и я обернулся. В руке он держал обойный нож – протягивал мне, будто шоколадный батончик. – Видишь это? Видишь, во что меня впутали? – Хлоя закашлялась, попыталась отодвинуться от лезвия, замершего в полудюйме от ее щеки. Отец выронил нож, и он упал на сиденье рядом с Хлоей. – Прокатимся еще чуть-чуть на север, природой полюбуемся, – сказал он. – Ну как? Идет?