скоро сдохну. И что даже этот последний сраный кусок моей проклятой жизни не могу прожить, как хочу, — она уже кричит, в глазах блестят слезы. — Меня бесите вы с вашими говёнными мутными картинками!

Калидия злобно кинула в меня скетчбуком, встала и быстро вышла из комнаты.

— Простите её, она расстроена, — пискнула Алиана.

— Я знаю. Гормональный сдвиг. Дальше будет хуже. И у неё полно поводов для расстройства. Пойдём пообедаем, что ли.

***

Пообедать не вышло — нас внезапно затребовал к себе Креон.

— К сожалению, вам придётся ускориться, — заявил он.

— Это чрезвычайно опасно, — напомнил я.

— Опасность — сравнительная категория, — ответил спикер. — Мои противники в Совете добиваются экстренного заседания и угрожают импичментом. С высокой вероятностью мне придётся демонстрировать наследника раньше, чем предполагала предварительная договорённость.

— Насколько раньше?

— Скорее всего, у вас не более двух недель.

— Это нереально.

Креон уставился на меня плоским рылом маски. Даже сквозь неё чувствуется тяжесть взгляда.

— Вы говорите неправду, — заявил он. — Я вижу, что вы уже просчитали ситуацию и можете уложиться в срок. Вас беспокоит вред, который вы нанесёте пациентке, ускорив процедуру. Это похвальное качество для врача, но в данном случае вам придётся им пренебречь.

— Фактически это с высокой вероятностью её убьёт.

— Но ведь она и так обречена? Несовместимость с оболочкой смертельна.

— Все обречены. Все однажды умрут. Но это не значит, что жизнь ничего не стоит.

— Я понимаю, что совершать медицинские действия, сокращающие небольшой оставшийся ей срок, для врача неэтично, но…

— У неё нет несовместимости с оболочкой, — невежливо оборвал его я.

— Поясните, — напрягся Креон.

— Проблемы с управляющими имплантами начались, когда начали проводить терапию по смене пола. Из тех поверхностных объяснений, которые я получил, следует, что оболочка идентифицирует человека в момент их… Не знаю, как вы там это называете, когда суёте своих детей в эти жуткие штуки.

— Слияние.

— Вот, его. Ваш экзопаразит присосался успешно, но потом вы начали менять ей пол. Калидия перестала быть тем человеком, на которого настроена оболочка. Начался процесс отторжения — вот и причина дисфункции нервных узлов. Если не менять ей пол, то с высокой вероятностью взаимодействие нормализуется, и она будет жить дальше, полноценно управляя своим телом и оболочкой.

— Это исключено! — отрезал Креон.

— Вы готовы убить дочь ради должности?

— Ваша формулировка оскорбительна, но, разумеется, вы относитесь к тому большинству, которое ставит личное над общественным. Поэтому объяснять вам понятие высшего долга бессмысленно.

«Вот же пафосный мудак, — подумал я. — Достаточно объявить своё личное благо общественным, и ты навсегда в белом пальто один посреди быдла стоишь красивый». Но вслух, разумеется, ничего не сказал. Ему тоже что-нибудь объяснять бессмысленно.

— Вы уже согласились на, как вы утверждаете, «убивающую её» смену пола, — продолжил Креон. — Отчего вдруг изменили мнение?

— За три месяца я бы «помирил» нового человека с оболочкой. Ваша задача была бы решена, и никто бы не умер. За две недели это невозможно.

— Сомневаюсь, что какое-то шаманское целительство способно преодолеть защиту оболочки. Думаю, вы просто набивали себе цену, рассчитывая покинуть наш мир сразу после завершения лечения. Когда отсроченная болезнь вернётся, вас тут просто не будет.

— Теперь мы этого не узнаем, верно? — пожал плечами я.

Если бы я был целителем — может быть. Но референсы работают иначе. Я меняю не только пациента, но и мир вокруг него. В данном случае — на тот, где вместо девочки Калидии живёт мальчик Калид. И оболочка-паразит приняла своим носителем именно его. Была бы сложнейшая задача за всю мою практику, но я бы справился. Жаль, не сложилось.

— Что-то ещё? — спросил раздражённо Креон.

— Да. Меня новые условия не устраивают. Думаю, наши первоначальные договорённости утратили силу, и мне пора покинуть ваш гостеприимный дом. Пришивайте ей пипиську сами.

— В таком случае ваши рекомендатели не получат желаемого.

— Их проблемы.

— Вас не устраивает оплата ваших услуг? Я её увеличу.

— Не существует такой суммы, на которую можно купить десять лет жизни.

— Я не понял вашей аллегории, — сухо сказал Креон.

— Моё, как вы выражаетесь, шаманство, не бесплатное. Я трачу на каждое действие часть себя. Если делать это медленно, накладывая одно мелкое воздействие на другое, потери компенсируются. Если сделать разом — только за свой счёт. Прибегнув к аллегории — неспешно прогуляться под дождём грозит разве что лёгкой простудой, а врезаться в воду, упав со скалы — всё равно, что в бетон. Хотя и то, и то — вода. В данном случае откат будет такой, что никакая сумма его не компенсирует.

— Я предложу вам нечто, стоящее дороже этих десяти лет жизни.

— И что же это?

— Две недели жизни. Но прямо сейчас и для всех, — заявил Креон.

— Теперь я не понял аллегории.

— Если вы будете настаивать на расторжении договора, то я распоряжусь, чтобы вас, вашу ассистентку, вашу любовницу, которая приходила к вам вчера, и вообще всю вашу группу ликвидировали.

— Какое выгодное предложение! — сказал я скептически.

— Именно, — кивнул своей маской Креон. — Любой срок лучше, чем никакого. Так что идите и колдуйте старательно — если Совет не устроит ваша работа, то вас не устроит финал вашей жизни.

«Можно подумать, если Совет всё устроит, ты меня отпустишь. Гандон надутый», — подумал я, но опять ничего не сказал. Молча вышел.

— Чего он хотел? — накинулась на меня Алиана.

— На грош пятаков прикупить, — отмахнулся я, но, в силу разного культурного бэкграунда, был не понят.

Пришлось объяснить. В конце концов, мы с ней в одной лодке.

— Но это же ужасно! — сказала Алька, когда до неё дошло. — Бедная Кали!

Надо же, у имени Калидия есть менее официальная форма. И моя ассистентка его использует. Как интересно.

— Нам тоже не позавидуешь, — напомнил я.

— У нас целая команда, мы что-нибудь придумаем. А она совсем одна.

Мне бы её уверенность в Слоне и прочих. Отчего-то мне кажется, что по нам разве что Змеямба всплакнёт. Если умеет. Никогда не видел её плачущей.

***

Калидия сидит мрачнее жопы.

— Отец мне всё рассказал.

— Всё? — удивился я.

— То, что вы хотели