— Мы все еще в части дворца, предназначенной для приезжих дам. В былые времена сотни гостей съезжались сюда на праздники. Дамы жили здесь.

— Это зенана?

— В определенном смысле. Но я живу в одних покоях с махарани, и они не возражают. — Адитья бросил на нее косой взгляд. Глаза у него были миндалевидные, как у Ванданы, только другого, золотисто-карего оттенка. — О чем вы приехали их спросить?

Первин не сомневалась, что придворный шут — большой сплетник, поэтому тщательно подбирала слова:

— Правительство поручило мне выслушать мнение обеих махарани. Меня послали, поскольку они отказались от встречи с Сандрингем-сагибом, нынешним политическим агентом.

— Да услышат ваши уши правду! — произнес шут, останавливаясь у двери, рядом с которой горела лампа. — А что будет после вашего отъезда?

— Я все передам представителям власти.

— Так вы, значит, рассказчица, как и я! — воскликнул он, поворачивая дверную ручку. — Вам платят рупиями или самоцветами?

— У меня оговоренное жалованье… — Первин осеклась, увидев, куда он ее привел.

Пол просторной комнаты был выстлан черными и бежевыми мраморными ромбами, тут и там лежали ковры из шкур тигров и леопардов. Вдоль стен высотой в шесть метров тянулись панели из молочного стекла, обрамленные золоченой резьбой по дереву. Единственным украшением и без того роскошным стенам служил большой тонированный фотопортрет серьезного вида мужчины с пышными усами, в лихо сдвинутой набекрень пагри[28]. Тяжелые нити жемчуга у него на шее, равно как и тот факт, что портрет обвивала жасминовая гирлянда, не оставляли сомнения, что это покойный махараджа Махендра Рао.

— Какая дивная комната! — Первин продолжила осмотр, зная заранее, что подробно опишет все это в письмах к родным и к Элис. Комната была обставлена гарнитуром из черного дерева с изысканной резьбой. В него входили широкая кровать под балдахином, устланная шелковым покрывалом, очень высокая альмира с зеркальными дверцами и умывальник с резными цветами и змеями. Вдали слышался шум воды, будто от водопада, и, глянув в арочный дверной проем, Первин увидела молоденькую горничную, которая стояла, вытаращившись на незнакомку.

— Горничную вашу зовут Читра, — сообщил Адитья. — Она вам готовит ванну: чоти-рани попросила вас выкупаться четырежды.

— Почему четырежды?

Он ответил, подмигнув:

— Нет у нас во дворце права задавать такие вопросы.

Первин кивнула. Адитья совсем не скрытничает, наверняка по ходу визита он так и останется ближайшим ее союзником. Она почти расстроилась, когда вошли слуги с ее багажом и Адитья счел необходимым уйти.

— Ванна готова, мемсагиб, — с почтением произнесла Читра на маратхи. — Я распакую ваши вещи.

— Спасибо. Надеюсь, одежда в саквояже не намокла. — Первин подошла, открыла саквояж ключом, который держала в портфеле. Ткань в верхнем слое отсырела, ниже все осталось сухим.

— Я вам все поглажу! — вызвалась Читра, как будто поняв по одежде, что гостья не такая простолюдинка, как кажется на первый взгляд. — Мемсагиб, какое сари вы изволите надеть к ужину?

— Я никогда еще не ужинала во дворце, — созналась Первин. — Это очень торжественный случай.

— Не особенно. Махарани обе вдовы, одеваются довольно скромно. Мне кажется, вот это подойдет. — Читра указала на синее шелковое сари с китайской вышивкой. То была классическая гара[29] из приданого Гюльназ — лучшее сари из всех привезенных Первин.

— Хорошо. — Первин сглотнула в надежде, что более торжественных случаев не представится. — Моя знакомая мне сказала, что в былые времена здесь много веселились.

— А кто эта ваша знакомая, которая бывала здесь? — спросила Читра и начала разматывать на Первин промокшее сари.

Первин поняла, что лучше не сообщать о своем общении с человеком, который, возможно, неуважительно относился к покойному махарадже. Однако отступать было поздно — не врать же. Выйдя из сброшенной нижней юбки, она ответила:

— Ее зовут Вандана. Насколько мне известно, она дальняя родственница княжеской семьи.

— Ванданами многих зовут. Не знаю, о ком речь. — Взгляд Читры сместился к талии Первин. — А что это за мокрая веревочка?

Первин поняла, что служанка заметила тонкий белый шнурок, трижды обмотанный вокруг талии, завязанный спереди и сзади на узлы и надетый под самую нижнюю сорочку, — его она никогда не снимала.

— Он называется кушти[30]. В моей религии это своего рода… — она попыталась подыскать подходящее слово, — доспехи.

Чита подняла брови.

— У нас во дворцовом подвале есть старые доспехи. А от этого шнурка толку мало.

— Кушти защищает парсов, чтобы они не сбивались с верного пути. Он напоминает мне, что даже в самой сложной ситуации мне положено говорить правду и поступать как должно.

В этом состояла суть зороастризма. Многие зороастрийцы молились трижды в день, перебирая пальцами кушти. Первин была не настолько набожна, но кушти носила — и в нынешнем путешествии особенно этому радовалась. Шнурок напоминал ей, что расследование нужно проводить по справедливости, и служил связующим звеном с любимой семьей.

Читра кивнула.

— Очень полезная защита, — сказала она и подала Первин руку, чтобы та переступила через высокий бортик длинной мраморной ванны.

Вода оказалась очень горячей. Первин погрузилась в нее со смесью триумфа и облегчения. Поломка паланкина почти разрушила все ее планы — но она настояла на своем и добралась до цели. Ей попытались отказать во входе во дворец, но она сумела пробраться внутрь. Первин вспомнилось старое парсийское присловье, которое любил повторять ее дедушка: «Хозяин меча — тот, кто им пользуется». По словам дедушки, это означало: мужчина, готовый проявить твердость, всегда одержит победу. Когда наставали тяжелые дни, Первин раз за разом понимала, что тот же совет применим и к женщинам. Если она и дальше будет действовать столь же уверенно, то обязательно разрешит спор касательно образования махараджи.

Первин взяла мочалку, потерла тело. Вода побурела, и она обрадовалась, когда Читра, постучав, сообщила, что пора вылезать. Первин дрожала, завернувшись в полотенце, и смотрела, как грязная вода утекает в блестящий серебряный слив. Читра протерла ванну до белоснежного блеска и наполнила снова. Этот процесс занял целых полчаса. Первин снова погрузилась в воду, и на сей раз ощущения были самые приятные. Она выбралась наружу, и теперь ей хотелось одного: как следует вытереться и лечь в постель. Но не выйдет: предстояло совершить еще два омовения. Никуда не денешься: если она не выполнит распоряжения княгини, Читра наверняка об этом донесет.

Почувствовав, что мыться снова Первин не хочет, Читра предложила ей на выбор различные притирания для волос и кожи. Первым делом Первин нанесла притирание с куркумой, сверху тонким слоем — маску из пахты. Волосы она вымыла шампунем из амлы и натерла кокосовым маслом.

Третья ванна оказалась не горячей,