Она смотрит на меня и натянуто улыбается, но улыбка выходит так себе. Как будто она изо всех сил старается не смотреть на меня с жалостью.

– Обещай, что сначала ты меня выслушаешь до конца и не станешь перебивать. Хочу поговорить с тобой как со взрослым человеком.

– Разве я когда-нибудь отказывался тебя выслушать? Кто из нас тут тыквы вырезает, скажи, пожалуйста?

– Вот видишь, ты меня уже перебиваешь. Дай мне высказаться.

Я хватаю подушку и прижимаю ее к лицу, чтобы подавить стон. С ней просто невозможно! Кладу подушку на колени, облокачиваюсь на нее, беру себя в руки и коротко говорю:

– Слушаю.

– Мне кажется, ты не совсем понимаешь, почему я так себя веду. Ты ведь не понимаешь, почему я сомневаюсь в тебе, да?

– Да. Будь добра, просвети меня!

Лейк снимает куртку, вешает ее на спинку дивана и устраивается поудобнее. Я ошибся: она пришла не затем, чтобы читать мне лекции, – это ясно по ее тону. Она действительно хочет серьезно поговорить, поэтому я решаю отнестись к этому с уважением и выслушать ее от начала до конца.

– Уилл, я знаю, что ты меня любишь. Прости, я наговорила много чуши. Я тебе верю. И тоже тебя люблю, – начинает она, но я чувствую, что это признание – лишь предисловие к чему-то другому, к чему-то, что я точно не хочу слышать. – Но когда ты рассказал мне, что сказала Воэн, я взглянула на наши отношения по-новому. – Она садится по-турецки лицом ко мне. – Ты сам подумай: помнишь тот слэм, год назад, когда я наконец-то призналась тебе в своих чувствах? А если бы я не пришла? Если бы я не вышла на сцену и не сказала, как сильно я тебя люблю? А ты бы никогда не прочитал свое стихотворение, не перешел бы работать в другую школу, и, возможно, мы вообще не стали бы встречаться. Понимаешь теперь, почему я сомневаюсь? Такое ощущение, что ты был готов пустить все на самотек. Ты не был готов сражаться за меня, ты собирался просто дать мне уйти. На самом деле ты так и сделал – дал мне уйти.

Это правда. Но совсем не по тем причинам, о которых она говорит, и ей это прекрасно известно! Почему она вдруг засомневалась в моих чувствах сейчас? Я стараюсь проявить терпение, но внутри просто бурлят эмоции: я вне себя, я в бешенстве, я зол, я счастлив, что она здесь, я устал, ненавижу ссоры!

– Ты прекрасно знаешь, почему мне пришлось дать тебе уйти, Лейк. В тот год происходили куда более серьезные события. Ты была нужна своей маме. Она не знала, сколько ей остается. Если бы мы стали встречаться, ты бы не смогла проводить с ней максимум времени, а потом возненавидела бы себя за это. Это единственная причина, заставившая меня отпустить тебя, и ты это знаешь!

– Нет, Уилл, – качает головой Лейк, – дело не только в этом! За последние пару лет мы с тобой пережили столько горя, сколько большинству людей не выпадает и за всю жизнь. Подумай, как это повлияло на нас! Когда мы наконец-то нашли друг друга, горе соединило нас. Потом мы поняли, что не можем быть вместе, и все стало совсем ужасно. К тому же Кел и Колдер к этому времени успели подружиться. Нам приходилось постоянно общаться, и мы просто не могли забыть друг друга. В довершение всего оказалось, что у мамы рак, и мне пришлось стать опекуном ребенка, как и тебе. Такова история «наших» отношений – сплошные внешние обстоятельства. Как будто жизнь насильно сводит нас вместе.

Уважая ее просьбу, я не перебиваю ее, хотя уже готов кричать от бешенства. Не понимаю, к чему она клонит, но, по-моему, слишком напряженные размышления явно не пошли ей на пользу.

– А если бы этих внешних обстоятельств не было? – продолжает она. – Вот представь себе: твои родители живы, моя мама жива, Кел и Колдер не дружат, мы не являемся опекунами детей и не несем за них огромную ответственность, мы не обязаны помогать друг другу, ты никогда не был моим учителем, поэтому нескольких месяцев эмоциональной пытки как не бывало. Мы с тобой просто молодая пара, без особых обязательств и без какого-либо общего жизненного опыта. А теперь скажи мне: за что ты любишь меня? Почему ты хочешь быть со мной вместе?

– Бред какой-то, – бормочу я. – На самом деле все не так. Может быть, некоторые из этих обстоятельств и повлияли на наши отношения, но что с того? Почему это так важно? Любовь есть любовь, и все тут сказано!

– Это важно, Уилл. – Лейк неожиданно придвигается ближе, берет меня за руку и смотрит мне прямо в глаза. – Важно, потому что вполне возможно, что лет через пять-десять все эти внешние факторы уйдут, и тогда мы останемся вдвоем. Больше всего на свете я боюсь, что однажды ты проснешься и поймешь, что тебе больше не за что меня любить. Кел и Колдер вырастут и уже не будут зависеть от нас. От родителей останутся лишь воспоминания. У нас обоих будет работа, и мы не будем зависеть друг от друга материально. Если твоя любовь ко мне обусловлена всеми этими факторами, ты будешь оставаться со мной исключительно из чувства долга. И, хорошо тебя зная, рискну предположить, что ты ни за что мне об этом не скажешь, потому что ты слишком хороший и не захочешь разбивать мне сердце. Я не хочу, чтобы ты пожалел, что прожил жизнь не так, как хотел.

Лейк встает и надевает куртку. Я пытаюсь протестовать, но стоит мне открыть рот, как она с серьезным видом останавливает меня:

– Не надо. Сначала подумай, а потом уже возражай. Не знаю, сколько времени тебе понадобится: дни, недели, месяцы… Я не хочу разговаривать с тобой до тех пор, пока ты не будешь точно уверен в своих чувствах ко мне. Я вправе требовать это от тебя, Уилл! Ты должен быть уверен, что, прожив вместе всю жизнь, мы когда-нибудь не пожалеем об этом.

Она уходит, тихо прикрыв за собой дверь.

Месяцы? Я не ослышался? Она правда сказала, что мне могут понадобиться месяцы?!

Нет, не ослышался…

Господи, а ведь все, что она говорит, звучит так логично. Она глубоко заблуждается, но логика в ее рассуждениях, несомненно, есть. Я понимаю, почему она во всем сомневается. Понимаю, почему задает такие вопросы.

Примерно полчаса я сижу абсолютно неподвижно. Мысли скачут, сменяя друг друга. Когда я наконец выхожу из транса, в голове остается лишь одна: бабушка права, мне нужно показать Лейк, за что я люблю ее.

Я решаю взять из вазы звездочку для вдохновения.

Жизнь – тяжелая штука. Особенно если ты дурак.

Джон Уэйн

«Как же мне не хватает Джулии и ее чувства юмора», – вздыхая, думаю я.

Вторник, 24 января

Сердце мужчины —

Это не сердце,

Если его не любит женщина.

Сердце женщины —

Это не сердце,

Если оно не любит мужчину.

Но иметь сердце влюбленного мужчины или женщины

Еще хуже, чем вообще не иметь сердца,

Ведь если у тебя вообще нет сердца,