ребенком и чувствовала то же самое. В конце вечера они уехали домой на одном такси. А уже через три месяца знакомства он сделал ей предложение, с улыбкой напомнив, что она хотела быть более спонтанной, и Мэдди без малейших колебаний сказала «да». Она знала, что Дэн и есть тот единственный.

У Мэдди случились два выкидыша, прежде чем она забеременела Эмили. Они с Дэном были в восторге, когда она наконец смогла доносить ребенка. Однако после рождения Эмили последовали новые выкидыши, и супруги со временем смирились с тем, что у них в семье будет только один ребенок, подобно тому, как в свое время было в семьях их родителей. Эмили росла спокойным младенцем, очаровательной крохой и любящим ребенком. Кризис двухлетнего возраста прошел практически незаметно. И лишь когда Эмили исполнилось двенадцать и она в седьмом-восьмом классе вступила в подростковый возраст, Мэдди вспомнила, что́ об этом трудном периоде говорили подруги. «Тебе все это еще предстоит», – предупредила Каз, когда ее собственная дочь Кэти бросилась вон из комнаты с воплями, что «ждет не дождется, когда выберется из этого гадюшника». Мэдди тогда не прислушалась к словам Каз и поверила ей только сейчас.

Впрочем, эксцессы в поведении Эмили не были систематическими. Просто Мэдди с Дэном никогда не знали, в каком настроении будет их дочь. Мэдди вспомнила, как Каз говорила ей, что с Кэти, которая сейчас, в свои двадцать лет, стала чудесной девушкой, невозможно было заранее знать, с какой ноги она встанет: будет она акулой или моллюском, и, если дочь пребывала в плохом настроении, Каз старалась быть тише воды ниже травы до тех пор, пока гормональная волна не спадала. Все дело в гормонах, в этих ужасных гормонах. Да и вообще, в наши дни быть тинейджером очень нелегко, ведь социальные сети высвечивают каждый твой недостаток и любую промашку, невольно заставляя сравнивать себя – внешность, телосложение, умственные способности – с тем, кто счастливее, стройнее и популярнее. Мэдди понимала, что дочь жила в совершенно ином, новом, жестоком мире.

Мэдди услышала, как открылась входная дверь.

– Мама! – крикнула Эмили.

– Я здесь, дорогая.

Кухонная дверь распахнулась настежь.

– Мама, угадай, что случилось? – Эмили буквально лучилась от счастья. – Учитель английского сообщил нам о результатах итогового экзамена, и знаешь что? Я получила восемь баллов![4]

Мэдди встала, очень довольная:

– Восемь баллов! Да неужели? Эм, это фантастика! Молодчина!

– Знаю, – просияла Эмили. – А учительница истории сказала, что сообщит результаты в понедельник, но все вполне прилично справились.

– Эм, я просто в восторге!

– Я тоже. – Эмили сделала паузу. – Мам, а можно мне тогда пойти в открытый бассейн на Парламентском холме?

– Что? Когда?

– Прямо сейчас. У нас все идут.

– Что значит «все»?

– Мам, наша обычная тусовка. И не нужно каждый раз меня спрашивать.

– Просто назови мне какие-нибудь имена. Чтобы в случае чего я знала, чьим родителям звонить.

– В случае чего? Мам, мы просто идем в бассейн. Не делай из мухи слона.

– Хорошо. Похоже, я знаю, где тебя искать, – согласилась Мэдди. – Ну ладно.

Лицо Эмили мгновенно просветлело, но тут же омрачилось.

– А что мне надеть? У меня ведь ничего нет!

– Но у тебя есть купальник, да?

– Мама! Ты о чем?! Он типа мне уже мал. Да и вообще он какой-то детский. И весь в зацепках.

– У меня есть купальник, – сказала Мэдди. – Думаю, он тебе подойдет.

– Мама! Все люди как люди, а я единственная буду выглядеть как идиотка.

Мэдди вздохнула. Она не считала свой купальник идиотским, но что она в этом понимала?

– Нужно купить мне новый купальник!

– Хорошо. Ну… я дам тебе немного денег. Ты сможешь купить себе что-нибудь в «Энджеле», а оттуда доедешь на автобусе.

– Мама! – Глаза Эмили наполнились слезами. – «Энджел» находится в противоположном направлении. Пока я туда доберусь, найду что-нибудь подходящее и сяду на автобус до Парламентского холма, ребята уже уйдут домой!

Мэдди сделала глубокий вдох и, заперев стеклянные двери в сад, взяла из корзинки на столешнице ключи от машины:

– Поехали!

У Эмили округлились глаза.

– Ты что, меня отвезешь?

– Я остановлюсь на Бромфилд-стрит, и ты сможешь сбегать в «H&M». Если поторопишься, мы успеем до всех пробок и ты будешь в бассейне уже через час.

Эмили расцвела и, обняв мать, поцеловала ее в щеку:

– Мамочка, спасибо большое! Люблю тебя! Ты лучшая мама на свете!

– Ладно, беги за полотенцем, защитным кремом и что там еще нужно! А я пока найду свою сумочку.

– Хорошо! – Эмили радостно кивнула и умчалась наверх.

Сумочку Мэдди нашла в кабинете. Проявила ли она слабость, поддавшись давлению? Она сама толком не знала, но ей хотелось, чтобы дочь была счастлива. Да, в безопасности. Но и счастлива тоже. Ведь она, Мэдди, тоже когда-то была молодой.

Она осталась ждать у подножия лестницы. Эмили застряла в спальне, наверняка скидывала одежду на пол. Но ничего страшного. Нужно рассчитывать свои силы и не спорить по мелочам. После секундного размышления Мэдди вернулась на кухню, вытащила из-под мойки пустую водочную бутылку и выкинула в контейнер для перерабатываемых отходов.

Глава 20

Начало июня. Меня пригласили на вечер встречи выпускников нашей школы. Я внимательно прочла приглашение, оцепенев от ужаса: я ненавидела встречи выпускников, да и вообще, какой в них толк?! Зал, битком набитый людьми, которых я больше не знала. Женатые люди с детьми, карьерой, собственным бизнесом и успешной жизнью. На их фоне я выглядела жалкой неудачницей. В свои без малого сорок лет все еще не замужем. Без детей. Ни на что не годная, если не считать захиревшую актерскую карьеру.

Моим первым порывом было отказаться от приглашения. Но вместо этого я провела целую неделю в раздумьях, изучала профили в «Фейсбуке»[5], раскачивалась на эмоциональных качелях не в силах решить, то ли принять предложение, то ли отказаться от него, и толком не зная, что в конце концов победит: любопытство или стыд. Мне непереносима была мысль о том, чтобы прятаться дома, стараясь быть незаметной. Забытой. Невидимой. Сейчас я актриса, решила я. И у меня кое-что есть за душой. Да, в последнее время я немного забуксовала, но если кто-то и способен блефовать, чтобы пережить этот вечер, так это я.

И вот, преодолевая нервные спазмы в животе, я открыла дверь паба «Свинья и свисток» в Сохо, в котором Трейси Карнеги, наш неизменный организатор, собрала нас в тот вечер. Я приехала поздно, взволнованная, недовольная своим прикидом, поскольку пришлось отказаться от запланированного ансамбля (любимого платья