КПП. Они не поднимут шлагбаум. Но больше по сути ничем препятствовать не могут.

Так и есть! Шлагбаум опущен. Я вижу за ним фургон Мака. И позади, метрах в двухсот тачку Руслана.

Охрана встаёт возле шлагбаума. Торможу на обочине, ставя байк на подножку.

Вижу своих, выходящих из фургона по ту сторону.

- Не имеете права препятствовать выезду транспорта с территории. Это закон, - сцепляется в споре с главным Громов.

- Имеем право задержать до прибытия полиции. У нас заявление на похищение недееспособной девушки.

- Анечка, - снимаю с нее каску. - Бегом вот в тот фургон! И не выходить.

Довожу ее до шлагбаума.

Начинается замес с охраной.

- Не похищение! – прячется за мое плечо при попытке поймать ее за локоть. – Я сама ухожу!

Я выставляю плечо, закрывая ее корпусом и отбиваю его руку, которой он пытается снова поймать ее за запястье.

Громов с Герой тормозят второго охранника, спешащего на помощь первому, вставая у него на пути. Он на бегу достает травмат.

- Целиться не надо! - спокойно поднимает вверх руки Макар. - Не превышайте свои полномочия. Мы при исполнении. Документы я вам показывал. И тоже можем достать стволы, выводя из-под угрозы наш объект. Мы то как раз такие полномочия имеем. Перестреляем друг друга. Потом вы надолго сядете... - лечит охрану Макар. - Оно вам надо? На камеру наша машина попала. Дальше мы будем говорить с ментами. Не с вами.

Антон и Костя вылетают из машины за моей спиной.

- Белый, уходим! - рявкает Мак.

Оставляю байк на обочине за шлагбаумом, прихватывая только шлем и сумку. Ныряю под шлагбаум.

Разворачиваюсь к Косте. Встречаемся взглядами.

- Ну ты, Белый и сука... - качает он неверяще головой.

- Костян, увольняйся, пока тебя не втянули в криминал. Там девочку силой держали, угрожали убить, пытались изнасиловать. Ты же нормальный пацан... Давай лучше к нам!

Ярость в его взгляде меняется на растерянность.

Салютую ему.

Мы демонстративно садимся к Маку в фургон.

Нет у них никаких полномочий, а вокруг - камеры пишут. Кому оно надо подставляться, они не на охраняемой ими территории.

Сгребаю Аню в объятия. Дрожит.

Шепчу ей на ушко.

- Я тебя не отдам никому...

Глава 30 - Гусар

Мак пристально разглядывает нас в зеркало заднего вида.

- Что с лицом?

- Ерунда. Спарринг, - отмахиваюсь я.

- А у девочки?

Хмурясь, провожу пальцем по разбитой скуле и кровоподтеку чуть ниже на щеке. Зло оскаливаюсь.

- Я упала, - опускает она взгляд.

- Ее уронили, - поправляю я, и снова обнимая шепчу: - Всё хорошо... Теперь будет всё хорошо.

- Кто они? – в ответ шепчет она.

- Это свои. Друзья. Альфа.

- Тоже – гардемарины?

- Нет, - смеюсь я, чуть повышая голос. – Макар – «антитеррор» бывший. А Гера – пограничник. Гардемарин только я! «Последний русский»… - подмигиваю ей.

Но она не улыбается, прячет лицо у меня на плече. Испугалась, устала, да и стресс...

Чувствую ощупывающий взгляд Мака на Анне.

- Всё уже, всё... – поднимая ее лицо, прижимают к губам своими, желая погасить эту вечную тревогу в ее глазах.

- Белый... - одергивает меня Громов. - Тормози.

- А? - отрываюсь от ее губ.

- Ты слышал.

В недоумении зависаю. Чо не так-то?

Аня, опасливо взглянув на хмурого Громова, отстраняется, ложится виском на стекло, закрывает глаза. Поднимаю плед с сиденья. Накрываю. Чувствую, как ее трясет. Мне неуютно, что она отстранилась.

- Иди ко мне, - возвращаю ее обратно.

Тоже закрываю глаза, неожиданно чувствуя, как сильно устал и голова реально болит. Это потому, что рядом со своими можно расслабиться. Закрываю глаза, на мгновение отъезжая.

Пошевелившись, Анна меняет позу, приводя меня в себя обратно.

Герыч проезжает поворот к моему дому.

- Эй, мы куда? – оглядываюсь я.

- Девочку надо в центр психологической помощи, Белый, - негромко бросает Мак, ловя мой взгляд.

- Нет! Центр психологической помощи - я.

- Ты неправ, Беляев.

- Мак, ты чего?!

- Герыч, тормози, Белый, выйдем покурим.

Аня тревожно слушает наш диалог, переводя взгляд с Громова на меня и обратно.

- Куда? - напрягается, сжимая мою кисть,  как только я открываю дверь.

- Я сейчас... Мы здесь. Покурим.

Несколько раз чмокаю ее в бровь.

Макар не спешит с объяснениями. Мы молча курим.

- Ты знаешь, что такое Стокгольмский, Белый?

- Ну, допустим.

- Это когда жертва психологически присоединяется к своему насильнику или похитителю, чтобы выжить. Перестает отделять свое благополучие от его благополучия, начинает заботиться о нем и бояться за него. Подыгрывает ему всячески... Потому что понимает или чувствует, что в случае угрозы его жизни или его планам, пострадает сама. И со временем это перетекает в болезненную привязанность…

- Да знаю я! - психую. - Ты мне зачем это рассказываешь?! Я не похититель и не насильник. К чему ты клонишь?

- Одна из форм Стокгольмского - это присоединение к своему спасителю.

- Чего? - исподлобья смотрю на него.

- Логика та же. Только форма насилия тоньше. Идея заключается в оставлении жертвы без помощи и защиты спасителя. Типа... шантаж такой психологический. Если ты не со мной, я тебя не спасаю. Понимаешь?

- Ты гонишь?? - осаживаюсь я. - Я такого не говорил ей никогда!

- А им не надо говорить. Женщины это себе говорят себе сами. И была бы она взрослой женщиной… Но очевидно же – девчонка еще. Напуганная, измученная, в чужой стране. Сколько ей? Восемнадцать то есть?

- Нет!

- Что – «нет», Белый?

- Нет... Это не наш случай. Она со мной потому что... – зависаю я, ища внутри себя ответ.

- Что?

Я вспоминаю как Анна пришла ко мне тогда со своим "секс". Херово как-то это выглядит в свете сказанного Маком!

Сжимаю пальцами переносицу.

- Это нечестно!

- У жертвы нет выбора. Дай ей его, Белый.

-  Громов... Блять. Нахуй ты мне это сказал?!

А если это правда? Если я только средство? Потому что другого выхода оттуда не было.

- Белый, охранник сказал, что Анна недееспособна. Ты знал об этом?

- Враньё! Это просто способ контролировать и держать в плену, я уверен в этом!

- Не ори! Ты не можешь быть в этом уверен. Ты ее элементарно не знаешь,