Лесли сделала два больших глотка, и к ее бледным щекам прилила кровь. Это не поможет, с тоской сказала себе она. Обилие вина затуманивает голову и ломает жизни, но от любви, увы, не излечивает. Задумчиво полюбовавшись сквозь бокал с красной жидкостью на язычки пламени, она поставила его возле тарелки.

– Угощайся! – Отец широким жестом обвел заставленный блюдами стол.

Лесли есть не хотелось, но она кивнула и положила на тарелку колбаску.

– Может, какой-то повод все-таки есть?

Отец с довольным видом отправил в рот кусочек рульки.

– Повод нашелся – и даже не один, а целых три.

Лесли вопросительно шевельнула бровью.

– Во-первых, мне показалось, что ты сегодня необыкновенно грустная. – Отец загнул указательный палец. – И я решил: в лепешку расшибусь, но настроение единственной горячо любимой дочке подниму.

Раненое сердце Лесли согрел прилив дочерней любви. Она улыбнулась. Отец не стал задавать вопросы, и, наверное, так было лучше. Он загнул средний палец.

– Во-вторых, мне опять позвонила мама.

Лесли замерла с вилкой и ножом в руках, но тут же расслабилась, увидев веселые огоньки в отцовских глазах.

– Мы очень мило побеседовали, – сообщил он, загадочно улыбаясь. – Она даже попросила прощения за вчерашнее. Сказала, что, может, зря так носится со своими родственниками. И что погорячилась, назвав меня свиньей.

– Начет родственников я вам давно говорила, – сказала Лесли, медленно разрезая колбаску.

– В-третьих… – Отец загнул безымянный палец и многозначительно посмотрел на дочь. – Сегодня мне позвонил знакомый из «Даблдей» – откуда-то узнал, что ты переводила книжки, даже смотрел какие-то из твоих работ…

– Из «Даблдей»? – У Лесли перехватило дыхание, но пыл тотчас угас, как только она вспомнила, что заставило ее отказаться от любимого дела. – Ты не говорил, что там у тебя есть друзья…

– Мы познакомились совсем недавно. Это отец одного моего студента. – Отец положил себе капусты и пюре и взял второй кусочек рульки. – В общем, он сказал, что, если у тебя будет желание, ты могла бы с ними сотрудничать.

Лесли положила нож и вилку и прижала руки к груди, собравшись разразиться пламенной речью, но отец жестом попросил ее успокоиться.

– Я прекрасно помню ту гадкую историю. Но, пойми, мерзавцы встречаются на каждом шагу. Некоторые не то что переводы, книги выдают за свои собственные и спокойно купаются в славе, а настоящие таланты век живут в литературном рабстве. Если всякий раз, когда сталкиваешься с несправедливостью, бросать все свои начинания, не добьешься вообще ничего. – Он приподнялся, наклонился над столом и потрепал дочь по плечу. – Короче говоря, ты на досуге спокойно об этом подумай. А с тем переводчиком, чтобы очистить совесть, лучше свяжись и побеседуй или даже съезди туда. Заодно побываешь у Ричарда и Кэтрин.

Лесли вспомнила, насколько искренним казался Рассел, когда предлагал навестить ее друга вдвоем. Тогда он еще не знал, что к нему вернется жена, подумала она, глотая подкативший к горлу ком. Заметил ли что-нибудь отец, она не знала, так как, чтобы не расплакаться прямо за праздничным столом, боялась поднять глаза, а чтобы не дрожали губы, прикусила нижнюю. Он снова приподнялся, ласково пошлепал ее по руке и заговорил на постороннюю тему – стал рассказывать о жизни в колледже и о проделках озорников-студентов. Лесли не вслушивалась в его слова, но негромкий родной голос и волшебная обстановка вокруг в конце концов ее успокоили.

– Может, включим музыку? – спросил отец, уже поднимаясь со стула.

Лесли подумала: если он поставит «Лунную» Бетховена, я точно разревусь. Но отец взял пульт, включил телевизор и нашел первый попавшийся музыкальный канал. Взглянув на темнокожих рэперов, Лесли вздохнула с облегчением. Их композиция вызывала легкое раздражение, но тоску, слава богу, не усиливала.

Отец заговорил о чем-то смешном, и Лесли, слушая вполуха, время от времени улыбалась. О Расселе больше старательно пыталась не думать, но, заметив, что догорает одна из свечей, вдруг до боли ясно его представила. Серьезное лицо, внимательные глаза, морщинки на лбу и на щеках, небольшие залысины… Вечер при свечах уместнее проводить не с отцом, а с любимым, мелькнуло в мыслях. Она схватила бокал, сделала большой глоток и неожиданно для самой себя устремила на отца исполненный мольбы взгляд.

– Папа, пообещай мне одну вещь!

– Какую? – изумленно спросил он.

– Что будешь ссориться с мамой только в самых-самых крайних случаях!

Отец прищурился и встревоженно поинтересовался:

– Что с тобой сегодня? Все присматриваюсь и ничего не пойму… Ты случайно не заболела?

– При чем здесь это, папа? Я попросила дать обещание. – Лесли в отчаянии обхватила себя руками, будто на нее вдруг подули самые лютые в мире ветры. – На свете так мало любви, настоящей доброты, искренности… Надо беречь хотя бы то, что есть, – прибавила она совсем несчастным голосом.

Отец с тяжелым вздохом поднялся со стула, приблизился и обнял ее за плечи.

– Пообещать я ничего не могу, не все зависит от меня, Котя. Но буду очень-очень стараться.

Лесли прильнула к нему и опять беззвучно заплакала.

Она надеялась, что утром станет полегче, но новый день не принес перемен к лучшему. Гомон в коридорах колледжа, болтушки-студентки, щедрые на шутки и остроты ребята да напичканный знаниями лектор слишком не подходили ее нынешнему настроению, поэтому, с трудом пережив первое занятие, она незаметно ускользнула и поехала в детский сад. Но едва переступила порог, услышала чей-то визг и строгий голос Патриции и осознала, что в своей растерянности может недосмотреть за баловниками. Спасение следовало искать в чем-то другом.

Патриция встретила ее хмурым взглядом и зло ухмыльнулась.

– В чем дело? – спросила Лесли.

– Ни в чем, – враждебнее обычного ответила Патриция. – Чего ты ждешь? Раз приехала так рано, берись за работу!

Лесли стояла в дверях класса. Дети украдкой ей улыбались и неумело подмигивали. О чем-либо спрашивать, даже здороваться не решались, чувствуя воинственный настрой директорши.

– Послушай, я не… – пробормотала Лесли, не зная, что говорить. – Мне нездоровится… То есть, по-видимому, я сильно устала и хотела бы отдохнуть.

Патриция снова злобно усмехнулась.

– Догадываюсь, что у тебя за болезнь. И что за усталость. Ничего другого и не ожидала!

Лесли сдвинула брови.

– О чем ты?

Вместо ответа тетка впилась в нее сквозь стекла очков водянисто-серыми глазами. Лесли, ничего не понимая, покачала головой.

– Дай мне неделю отпуска. Я… не знаю… – Ей в голову пришла неплохая мысль. – Наверное, я сегодня же вечером полечу в Австрию. К маме. Через неделю вернемся вместе.