— Я рад. А как насчет вот этого?

Девушка взглянула на Энтони, и как раз вовремя, потому что к ней уже летел клубок разноцветных лампочек.

Поймав клубок, Линда принялась распутывать провода.

— Вешать, все равно, бесполезно, — сказала она, трогая лампочки и представляя их красивые мигающие огоньки. — У нас нет электричества.

— Какая вы практичная! — Брук оторвался от гирлянды, в уголке рта мелькнула улыбка. — Кто сказал, что на Рождество не дадут электричество?

Он включил провод в розетку и стал распределять гирлянду на елке. Лин не двигалась с места, и Энтони повернулся к ней.

— Что такое? Вы не верите в чудеса?

Буря с дождем разразилась в полночь. Всю ночь бушевал шквалистый ветер, грозя снести дом, в стекла колотил дождь. Линда и Энтони сидели внизу при свечах. Никто из них не хотел идти спать, словно дом состоял только из этой комнаты и не было ни спален, ни других помещений.

Несмотря на стихию, Лин чувствовала себя в безопасности, как будто дом был заколдован. Стены стонали под неистовым напором ветра, по крыше с грохотом пробегал дождь, но девушка не пугалась. Временами капли попадали в трубу, и огонь отзывался сердитым шипением. Глядя на рассыпающиеся во все стороны искры, Линда любовалась красивым зрелищем.

Освещенная пламенем елка смотрелась великолепно. Гирлянды пушистого золотого дождя переливались и мерцали. Каждая металлическая иголочка отражала свет тысячью оттенков. Очарованная гостья даже не замечала, что лампочки остаются темными и бесцветными.

По молчаливому согласию они решили не играть в шахматы. Лин листала журналы, Тони занимался бумагами. Они перекусили ростбифом, потом долго говорили о разных незначительных милых вещах, обсуждая все на свете. Хотелось, чтобы вечер не кончался, но сказалась усталость, и веки Линды налились тяжестью. Она забралась с ногами на диван, положила под голову руки и заснула прямо посреди обсуждения индейских легенд.

Линде покаталось, что прошло не более секунды. И тут она увидела Брука, опускавшегося на колени рядом с ней.

— Просыпайтесь, соня, — мягко сказал он, коснувшись руки.

Первое, что она почувствовала, — тишину. Значит, буря кончилась. Приподнявшись на локте, она тихо спросила:

— Что случилось?

И, глянув через плечо в окно, попыталась определить, день сейчас или ночь. Оказалось, нечто среднее. Небо было синевато-серым с бледно-розовыми и оранжевыми разводами. Девушка зевнула, вытянулась и снова закрыла глаза. О чем Энтони думает? Еще даже не наступил рассвет.

— Эй, время вставать. — Брук потер ее ладошку. — Я хочу кое-что показать.

— Мм… — промычала она, улыбаясь, но не открывая глаз. — Что?

— Просыпайтесь. — Энтони силой усадил ее стал всовывать ее руки в лыжную куртку Пегги.

— О нет, — протестующе пробормотала девушка, осознав, что Тони одевает ее. — Мы идем на улицу? — Он кивнул, и Лин, тяжело вздохнув, стала тереть глаза. — Но если это будет какая-то ерунда… — С шутливой угрозой она сделала страшные глаза.

Но ради того, что Линда увидела, стоило выйти на улицу.

За ночь все вокруг изменилось. Деревья больше не были белыми и пушистыми, покрытые снегом. Они сверкали, как изысканные ледяные скульптуры, выделанные с такой тщательностью, что казались ненатуральными и слишком хрупкими, чтобы существовать. Каждая веточка, каждая иголочка, каждый прутик были покрыты прозрачным льдом. Все казалось сделанным из стекла, ловящим и отражающим краски рассвета.

Землю также покрывал толстый слой изморози. Линда ухватилась за Брука, и уже через несколько минут они были в лесу. Они приблизились к деревьям, образующим круг, на который Линда обратила внимание вчера.

— Мы называли это место Хрустальным аббатством, — сказал Тони, подводя Линду к деревьям, покрытым льдом и имевшим такой же странный и сказочный вид, как и все вокруг.

Прозрачный лед поражал богатством оттенков. Девушка поняла, почему Брук упомянул об аббатстве. Деревья так близко стояли друг к другу, что их ветви переплелись в запутанную паутину, и сейчас, покрытые льдом, образовали стены. Верхушки более высоких деревьев казались шпилями, окрашенными лучами рассвета в нежный прозрачно-розовый цвет.

— Посмотрите с этой стороны. — Он обнял девушку за плечи, — Видите справа два высоких дерева? Когда-то несколько их ветвей сплелись и образовали что-то вроде арки, видите?

Линда кивнула, найдя глазами просвет между деревьями. В просвет было видно небо, испещренное цветными разводами, словно мазки краски на палитре.

— Это был как бы витраж северного нефа, — сказал Брук, улыбаясь. — Во всяком случае, так мы представляли, когда нам было лет по десять. В детстве мы играли здесь с сестрой. Мы воображали, что это монастырь с привидениями. Сестра изображала настоятельницу, — Брук повел девушку вокруг, — а я влюбленного монаха.

Они сделали круг. С любого места аббатство выглядело удивительно красиво.

— Так бывает каждую зиму? — спросила Лин, испытывая благоговение от застывшего очарования этого места.

— Нет. Лично я видел подобное шесть или, может быть, восемь раз за всю жизнь. — Тони тронул обледенелую ветку, — Так бывает только после оттепели и дождя, когда все тут же застывает на морозе. Последний раз я это видел лет пять назад.

Пять лет назад. Его дочка была жива. Лин прикинула — Джейн тогда было около четырех лет, прекрасный возраст. Возможно, он был здесь с дочерью, поэтому сейчас в его голосе странная горькая нотка.

— Ваша дочка, должно быть, была в восторге, — запустила Линда пробный шар, пытаясь что-нибудь вытянуть из спутника. Скорее всего, ее попытки походили на действия доморощенного психолога, но она чувствовала, что, если разговорит его, это будет только на пользу.

Лицо Тони напряглось.

— Она никогда не была здесь, — произнес он монотонно, ведя пальцем по ветке. — Мы не приезжали сюда в то Рождество. У меня была важная сделка в Торонто.

Сердце девушки сжалось. Опять промах. Когда она научится не совать свой нос в его дела?

— Простите.

Он отломил прутик от ветки и начал крутить его в пальцах. Линда наблюдала за этими движениями. Прутик казался неким ископаемым, закованным в прозрачный стеклянный гробик.

— Послушайте, Лин, — наконец сказал Энтони, голос его звучал резко и хрипло. — Если вы ждете моих сентиментальных воспоминаний о полных идиллиях днях, проведенных в семье, то вам лучше оставить эту затею. Нет у меня никаких воспоминаний.

Потрясенная, она смотрела на Брука. Он говорил с такой горечью! Нет воспоминаний? Что же получается, он совсем не видел дочь?

— Попросту говоря, я был никудышным отцом, — Брук отошел на несколько шагов, лед похрустывал у него под ногами.