21 марта пятёркой «Яков» Василий сопровождал правительственный «Дуглас» на участке маршрута Калинин – Москва. Задание с ним выполняли тогда Власов, Бабков, Орехов и Луцкий. Это был последний вылет Василия в компании своих отчаянных боевых друзей, которых он собрал в полк ещё под Сталинградом.

Кстати сказать, эти друзья были преданы Василию не ради наград и звездочек на погонах. Десять Героев Советского Союза, бойцы 32-го гвардейского – Котов, Луцкий, Орехов, Тарам, Савельев, Хользунов, Федоров, Анискин, Шишкин, Макаров – не нуждались ни в чьих протекциях. 184 самолета противника, сбитых за один 1943 год, – это и их вклад в боевую работу полка.

23 марта поступило распоряжение: 32-му ГвИАП перелететь на подмосковный аэродром Монино. Предстояло доукомплектование людьми, боевой техникой. 1-й истребительный авиационный корпус, в который входил полк Сталина, выводили из боёв – начиналась подготовка к Курской битве. Но вместо аэродрома Монино Василий приземлился всем полком на одном из полевых аэродромов. «Пилотам надо отдохнуть!» – принял он командирское решение. Тот отдых сыграл большую и не самую лучшую роль в судьбе командира гвардейского полка Василия Сталина.

Как гласит опять же политдонесение о чрезвычайном происшествии в 32-м гвардейском истребительном авиаполку:

«Происшествие произошло при следующих обстоятельствах. 4 Апреля 1943 года в 15 часов 30 минут группа лётного состава, состоящая из командира АП нолковника В. И. Сталина, Героя Советского Союза подполковника Н. Власова, заместителя командира 3-й АЭ Героя Советского Союза капитана А. Я. Баклана, заместителя командира 2-й АЭ Героя Советского Союза капитана А. Г. Котова, заместителя командира 1-й АЭ Героя Советского Союза В. И. Гаранина, командира звена старшего лейтенанта А. П. Шишкина, инженера по вооружению полка инженер-капитана Е. И. Разина, вышли на реку Селижаровка, находящуюся в 1,5 км от аэродрома, на рыбную ловлю.

Бросая в воду гранаты и реактивные снаряды, глушили рыбу, собирая её у берега сачком. Перед бросанием реактивного снаряда инженер-капитан Разин предварительно ставил кольцо капсуля детанатора на максимальное замедление (22 секунды), отворачивал ветрянку, а затем бросал снаряд в воду. Так им лично было брошено 3 реактивных снаряда. Готовясь к броску последнего реактивного снаряда, инженер-капитан вывернул ветрянку, мгновенно произошёл взрыв в руке, в результате чего 1 человек был убит, 1 тяжело и 1 легко ранен…»

Вот такое приключение на рыбалке у реки. Тем, легко раненным в лихой компании воздушных бойцов, стал сам Василий. На самом деле, ранение было не легким: осколком реактивного снаряда ему раздробило пятку правой ноги. После того нога у него так и не выздоровела окончательно, а со временем даже начала сохнуть. Но самое главное – как с таким ранением летать? Однако все равно летал. Хотя и не сразу – пришлось «отдохнуть» от полетов. Такое наказание ему определил отец. Причем почему-то не сразу, о происшествии на рыбалке и ранении Василия он узнал только спустя 2 месяца. Сам он считал, что его постоянный враг Берия, с которым он был в более чем натянутых отношениях, как всегда, выбрал «самое подходящее» время, чтобы доложить Сталину о случившемся с сыном.

В результате Василия освободили от командования полком и назначили рядовым лётчиком-инструктором 193-го авиаполка. Распоряжение отца было кратким, но предельно жестким: «Освободить и без моего личного разрешения на самостоятельную работу не назначать. Сталин»…

Между прочим, много лет спустя, уже после войны, друг Василия Герой Советского Союза Виталий Попков признался, что инициатором той злополучной рыбалки был вовсе не Василий, а он сам, в чем тогда он просто побоялся признаться. Он решил, что с Васи спрос будет меньше. А тот не выдал друга, справедливо рассудив, что его вина не меньше – командир-то он. Выйдя из госпиталя, Василий остался в Москве, причем какое-то время почему-то жил у Аллилуевых, а не в собственной семье, о чем рассказывает его двоюродный брат Владимир. «Василия отовсюду выгнали, и он, выйдя из госпиталя с перевязанной еще ногой, какое-то время жил у нас, часто жалуясь моей матери, что его не хотят послать на фронт: «Этими руками только чертей душить, – возмущался Василий, – а я сижу здесь, в тылу!»

Но своего он все же добился и отправился на фронт, где совершил двадцать семь боевых вылетов и сбил один фашистский самолет».

И еще из той же книги Владимира Аллилуева: «Его нельзя было держать в тылу. Человек он был активный, моторный, смелый. Летал прекрасно, на фронт рвался, и его место было, безусловно, там. Он тяготился своим тыловым положением и страдал от того, что люди думают, что он хорошо устроился за отцовской спиной».

Да, суров был Иосиф Виссарионович, особенно к тем, кого любил, и не всегда прав. Конечно, понять это можно: идет жестокая война, некогда ему нянчиться с малоуправляемым сыном. Некогда думать о том, что лучше повлияет на Василия – бездельное сидение в Москве, когда все друзья на фронте, когда от стыда за свою безалаберность, от которой погиб товарищ, от тоски из-за вынужденного безделья, кроме водки, и занятия не найти, или искупление проступка в бою, в небе, ставшем его стихией. То есть понять вождя можно – он судил о сыне по себе, человеку со стальной волей, огромным, государственным умом и крепкими нервами. А Василий был другой, и нервная система у него была слабая, видимо, передавшаяся в наследство от матери. Отсюда и тяга к алкоголю, и взрывная вспыльчивость, когда его «несло» и он, похоже, не только не отдавал себе отчет в своих поступках, но и не владел собой. И совершенно очевидно, что для Сталина-младшего лучшим лекарством всегда была работа, особенно работа любимая. И всегда отстранение от нее по любым причинам приводило к одному и тому же тяжкому последствию – к водке, в которой он топил все проблемы. Потом, после войны и после его гибели, верные друзья, которых у него было много, станут говорить, что не так уж много он и пил – не больше, чем другие. Что пили в войну все летчики, чтобы снять страшное напряжение – рядом со смертью ходили в такие-то годы, когда только жить да жить. Может, и так, только водка влияла на него особенно плохо – опять же из-за его слабой психики…

Но как бы там ни было, к началу 1944 года Василий Сталин, видимо, искупил свою вину, и 16 января приступил к исполнению обязанностей инспектора-лётчика по технике пилотирования в 1-м Гвардейском истребительном авиационном корпусе. Личным указанием командующего ВВС этот корпус был передан в оперативное подчинение 3-й Воздушной армии 1-го Прибалтийского фронта. Гвардейцы корпуса прикрывали наши наземные войска, обеспечивали боевые действия штурмовиков, содействуя успешному завершению разгрома вражеской группировки в районе Городка. Это было уже на подступах к Витебску. Для Василия работа инспектора авиационного корпуса стала подготовкой к командованию дивизией. Помогая в комплектовании соединения лётно-техническим составом, самолётами, горюче-смазочными материалами и даже обмундированием и питанием, он на деле знакомился со всеми деталями и особенностями работы этого сложного военно-хозяйственного механизма.

В те дни командир 1-го Гвардейского истребительного авиакорпуса генерал Е. М. Белецкий пишет на полковника В. И. Сталина следующую характеристику: «В должности инспектора-лётчика авиакорпуса с января 1944 года. За это время проявил себя весьма энергичным, подвижным и инициативным командиром. Сразу же по прибытии в корпус включился в боевую работу частей корпуса.